Действительно, Фландрия, которая пользовалась полнейшей независимостью от своего сюзерена в то время, когда Лотарингия находилась под властью герцогов и имперских епископов, теперь очутилась в совершенно ином положении. Монархия Капетингов, первые шаги которой были столь робки и затруднительны, со времени царствования Людовика VI почувствовала себя достаточно сильной, чтобы вступить в борьбу со своими могущественными вассалами. После того как суверенитет императора над лотарингскими князьями сделался чисто номинальным, французские короли обнаружили стремление навязать свою власть фландрским графам. Теперь в политической ситуации, сложившейся в X веке, произошла полная перестановка. Влияние Германской империи на правом берегу Шельды ослабело, влияние же Франции на левом берегу усилилось, и в истории Нидерландов открылась новая эра.
Первые симптомы этого обнаружились уже, как мы видели, после убийства Карла Доброго. Правда, политика французского короля, натолкнувшись на сопротивление городов, потерпела крушение, но достаточно было уже одного того, что Людовик VI попытался навязать жителям Фландрии графа, являвшегося его креатурой[386]
. Одно время он мог считать себя повелителем Фландрии. Он сопровождал Вильгельма Нормандского в Брюгге. Он был первым французским королем, проникшим в самое сердце Фландрии, подобно тому как его современник Генрих V был последним императором, дошедшим до границы Лотарингии. У Людовика VII, в отличие от его отца, не оказалось поводов для вмешательства в дела Фландрии. За то время, пока он сражался в долине Роны и на возвышенностях Оверни и Веле, Эльзасская династия успела, в частности в период правления графов Теодориха и Филиппа, прочно утвердить свою власть между Шельдой и морем. При втором из этих графов Эльзасская династия достигла апогея своего могущества. В 1164 г.[387], после смерти графа Рауля Прокаженного, Филипп Эльзасский получил в наследство, через свою жену[388], графство Вермандуа с его вассальными владениями Валуа и Амьенуа. Его владения простирались теперь, таким образом, от нижней Шельды до Иль-де Франса, и он занял отныне первое место среди вассалов французской короны и стал самым могущественным князем в Нидерландах. Он принимал деятельное участие в воспитании наследника престола, и когда в 1179 г. Людовик VII был разбит параличом и вынужден отказаться от управления государством, то именно он, естественно, стал первым советником молодого Филиппа-Августа[389]. В начале правления последнего, казалось, вернулись времена; Балдуина Лилльского, правившего в качестве регента от имени Филиппа. Похоже было на то, что новому королю предстоит стать послушным орудием в руках фландрского графа, который женил его (28 апреля 1180 г.) на своей девятилетней племяннице Изабелле (дочери его сестры Маргариты), графине Генегау, и который во время коронации всячески подчеркивал перед французскими князьями свое богатство, выставляя напоказ роскошь своих одеяний и чванясь своим положением.Брак Филиппа-Августа с Изабеллой Генегауской, по словам хрониста Якова Майера, положил «начало раздорам и вражде между французами и фламандцами, явился источником многих коллизий и войн и послужил исходным пунктом многочисленных катастроф и поражений»[390]
. Это значит приписывать незначительному событию очень важные последствия. Разумеется, при заключении этого брака было условлено, что король после смерти графа Фландрского унаследует территории, составившие впоследствии графство Артуа[391]. Но он не стал так долго ждать, чтобы вмешаться в дела своего вассала. Столкновение между монархической политикой Филиппа-Августа и феодальной политикой графа Фландрского было неизбежным. Несчастная Изабелла принесена была в жертву честолюбивым комбинациям[392], она даже не была предлогом к войне, разразившейся вскоре между ее дядей и ее мужем.Филипп-Август был для Филиппа Эльзасского тем, чем Людовик XI оказался в XV веке для Карла Смелого[393]
. Будучи настолько же терпелив и искусен, насколько граф был вспыльчив и высокомерен, Филипп-Август сначала скрывал свое твердо задуманное решение взять самому бразды правления Франции, в свои руки и подорвать могущество своих крупных вассалов. В течение некоторого времени Фландрский граф мог мнить себя повелителем Франции. Он поссорил короля с его матерью и прежними советниками Людовика VII. Шампанская династия, влияние которой до сих пор уравновешивало влияние фландрского дома, была удалена от двора и завязала тайные связи с Англией. Филипп же, со своей стороны, сблизился с императором, исконным врагом английского короля, поддерживавшего Вельфов в Германии, и навербовал себе также сторонников в Лотарингии. Он мог уже рассчитывать на помощь своего шурина, графа Генегауского, и ему удалось, кроме того, привлечь на свою сторону герцога Брабантского и графа Гельдернского. Никогда еще никто из его предшественников не пользовался подобным авторитетом, и в течение некоторого времени он лелеял самые несбыточные мечты.