Средневековые легенды и западноевропейские литературы

Если мы обратимся к последней из рассматриваемых поэм – к «Монашеству Гильома», то в ее исторической основе следует различать два ряда фактов. Один из них связан с деятельностью Гильома Тулузского в бытность его монахом Анианского монастыря. Это прежде всего его вражда с настоятелем и другими монахами, основание Желлонской Пустыни и т. д. Исторический Гильом действительно в какой-то момент покинул Аниану и основал «дочернюю» обитель. Возможно, это было вызвано каким-нибудь внутримонастырским конфликтом. По крайней мере в последующие века между двумя монастырями существовали соперничество и вражда. Второй ряд фактов – это военные предприятия Гильома, описанные в поэме[302]. Одно из них – это нашествие сарацинского «короля» Синагона и его последующий разгром. Здесь некоторые исследователи видят осаду Палермо нормандцами в 1071–1072 гг. и вообще их проникновение на юг Италии. Осада Парижа «королем Коимбры» Изоре сопоставляется с осадой этого города германским императором Оттоном II в 978 г., а описание поединка Изоре и Гильома – с описываемыми в хрониках поединками предводителя немецкой армии с одним из рыцарей Гуго Капета. Так, В. Клётта приводит из латинской «Хроники деяний графов Анжуйских», написанной в XII в., рассказ о том, как знаменосец короля Франции граф Анжуйский Готфрид I принял вызов хвастливого датчанина из армии Оттона, каждый день подъезжавшего к городским стенам и предлагавшего помериться с ним силой. Готфрид, между прочим, не был среди осажденных; он только что прибыл из провинции, остановился, как и Гильом в поэме, вне стен Парижа, как и наш герой, отрубив голову противнику, отдал ее простолюдину и т. д. Но все это – не источники эпизодов поэмы, а мотивы, общие ряду произведений средневековой словесности.

Множественность источников и прототипов отдельных поэм и персонажей подводит нас к вопросу о путях возникновения и эволюции всей «Жесты Гильома».

4

Разветвленность «Жесты», обилие входящих в нее памятников первостепенного значения, глубина и широта ее идеологического содержания – все это говорит о том, что в основу сюжета ее не могло лечь какое-то одно историческое событие, пусть и достаточно яркое по существу. У «Жесты Гильома» не было какого-то одного сюжетного ядра. Их было несколько. Одни из них изначально были связаны с фигурой Гильома Тулузского, другие, возникнув вне какой бы то ни было зависимости от нее, затем с ней совместились. Последнее, например, хорошо иллюстрируется поэмой «Взятие Оранжа», одной из древнейших в цикле (мы имеем в виду ее сюжет, а не дошедший до нас текст). Но сначала обратимся к другим поэмам, генетически более связанным с историческим Гильомом. Уже у Эрмольда Нигелла Гильом выступает верным стражем интересов королевского дома и мудрым советчиком молодого короля. Таким он остается на протяжении всего цикла. Взаимоотношения с королем постоянно занимают героя, в каких бы приключениях он ни участвовал. Понятно, откуда этот мотив. Он продиктован и обстановкой при королевском дворе в пору правления первых потомков Карла Великого, и шаткостью положения первых Капетингов, долго и трудно утверждавших свое право на французский трон. Исторический Гильом действительно верно служил своему молодому королю, хотя и не совершал ради него всех тех подвигов, о которых рассказывается в поэмах.

С особой отчетливостью это проявилось в поэме «Коронование Людовика». Здесь перед нами – еще совсем молодой король, слабый, неопытный, трусливый. Что еще хуже – неблагодарный и несправедливый. Образ его – последовательное отрицание основных черт идеального монарха – Карла. Но события, описанные в поэме, – для Людовика хорошая школа. Поэтому в поэме, которая также одна из самых старых в цикле, столь большое место занимают вопросы прав и обязанностей государя. Об этом говорит сыну состарившийся Карл Великий в сцене коронования в Ахене, потом будет напоминать Гильом.

Проблема взаимоотношений вассала и сюзерена, возникнув в памятниках IX столетия, продолжала сохранять актуальность на всем протяжении эволюции эпической традиции. Можно даже сказать, что актуальность ее неизменно «нарастала»: идея безоговорочного подчинения монарху постепенно преображалась в идею почти равноправного договора с ним. Результатом этой эволюции явилось появление большого числа памятников о непокорных феодалах, не только ведущих открытый торг с королем, но и вступающих с ним в борьбу. Король не становился, конечно, как в пору Раннего Средневековья, «первым среди равных», но подчинение ему ставилось в зависимость от доброй воли вассала. Оправданием тому стали примеры плохих монархов, каким выступает в нашем цикле король Людовик. Королевская власть уступает ореол святости идее государственных интересов, пользы общего дела, идее Родины. Родина, «милая Франция», и власть императора при Карле Великом воспринимались нерасторжимыми; при наследниках Карла между ними пролегла заметная грань.