Средневековые процессы о ведьмах

В 1547 году, во время великого московского пожара, народная молва приписала это бедствие чародейству Глинских, родственников по матери молодому Ивану IV. По совету благовещенского протопопа Федора Бармина, бояр князя Федора Скопина-Шуйского да Ивана Федорова, царь приказал сделать розыск по делу. Бояре приехали в Кремль на площадь, к Успенскому собору, собрали черных людей и стали спрашивать:

— Кто зажигал Москву? Толпа закричала:

— Княгиня Анна Глинская со своими детьми и с людьми волховала, вынимала сердца человеческие, клала их в воду, да тою водою, ездя по Москве, кропила — и от того Москва выгорела!

На площадь явился и Юрий Глинский, родной дядя Ивана Васильевича; слыша такое ужасное обвинение, он поспешил укрыться в Успенском соборе, но озлобленная чернь бросилась за ним, убила его в самой церкви и поволокла труп на торговое место, где обыкновенно совершались казни…

Строгое отношение к чародеям выражается и в законодательных памятниках того времени, в которые начинают проникать постановления относительно строгого преследования ведьм и колдунов. В Стоглаве наказания еще сравнительно мягки: для мирян высшим наказанием положено отлучение от церкви, а для клириков — извержение из сана. В одном из указов царя Ивана Васильевича Грозного 1552 года говорится, что те, которые будут «к чародеем и к волхвом и к звездочетам ходить волховать и к полям чародеи приводить, и в том на них доведут и обличены будут достоверными свидетели, и тем быть от царя и великого князя в великой опале, по градским законам, а от святителей им же быти в духовном запрещении, по священным правилам». В Указе, данном царем Федором Алексеевичем при основании Московской Славяно-греко-латинской Академии в 1682 г., читаем: «а от церкви возбраняемых наук, наипаче же магии естественной и иных, таким не учити, и учителей таковых не имети. Аще же таковые учители где обрящутся, и они со учениками, яко чародеи, без всякого милосердия да сожгутся; аще… отныне начнет от духовных и мирских всякого чина людей волшебные и чародейные и гадательные и всякие от церкви возбраняемые богохульные и богоненавистные книги и писания у себе, коим ни буди образом, держати и по оным действовати и иных тому учити, или без писания таковые богоненавистные делеса творити или таковыми злыми делами хвалитися, яко мощен он таковая творити; и таковый человек за достоверным свидетельством без всякого милосердия да сожжется».

Котошихин говорит, что в его время мужчин за волшебство и чернокнижество сжигали, а женщин за волшебство живых по грудь закапывали в землю, отчего они умирали на другой или на третий день.

Также в «артикулах» воинского устава Петра Великого 1716 г. сказано: «ежели кто из воинских людей найдется идолопоклонник, чернокнижец, ружья заговоритель, суеверный и богохульный чародей: оный по состоянию дела в жестоком заключении, в железах, гоняемым шпицрутен наказан или весьма сожжен имеет быть».

Достойно замечания, что усиление веры в колдовство в России относится к тому времени, когда на Западе эта вера стала ослабевать, именно к XVIII столетию. Таким образом, мы видим тут, в отношении колдовства, то же самое, что повторилось в отношении многих других явлений культурно-исторического развития России — переживание Россиею западноевропейских задов.

Во второй половине XVIII ст. в народе существовало убеждение, что сожжение за колдовство — дело обычное и вполне законное. В июне 1758 г. управляющий имением гр. Тышкевича пишет к последнему: «Ясновельможный пане! С возвращающимися Клепацкими крестьянами доношу, что, с вашего позволенья сжег я шесть чаровниц, — три сознались, а остальные не сознались, потому что две престарелые, третья тоже лет пятидесяти, да к тому же одиннадцать дней они все просидели у меня под чаном, так, верно, и других заколдовали. Вот и теперь господская рожь в двух местах наломана. Я сбираю теперь с десяти костелов воду и буду на ней варить кисель: говорят, непременно все колдуньи прибегут просить киселя; тогда еще мне работы. Вот и г. Епернети, по нашему примеру, сжег женщину и мужчину, войта четырех полков. Этот несчастный ни в чем не сознался, зато женщина созналась во всем и с великим отчаянием пошла на тот свет».

У нас также практиковалось «испытание водою», которое заключалось в следующем. Женщин, подозреваемых в причинении засухи, заставляли беспрерывно носить воду из реки или пруда через поля и поливать ею кресты или образа (фигуры), выставляемые обыкновенно близ села или на раздорожье. Которая из женщин выносила это испытание, та избавлялась от подозрений в колдовстве. Также употреблялось, как на Западе, топление женщин в воде. В Малороссии им обыкновенно привязывали на шею камень и таким образом опускали в воду: если она тонула, ее считали невинной и вытягивали веревками вверх, а если она держалась на поверхности воды, ее признавали ведьмой и обрекали на смерть.

Вот некоторые дела об испытании водою, сохранившиеся в архивах судебных учреждений прошлого столетия[10].