Средневековый бестиарий. Что думали наши предки об окружающем их мире

Готовя издание этой рукописи для Роксбургского клуба, доктор Джеймс своей задачей видел раскрытие всех возможных источников. Он установил, что за исключением тринадцати совершенно незначительных добавлений (из Рабана Мавра, «Авиарума», «Пантеолога» и нескольких других, неустановленных) непосредственными предшественниками этой редакции бестиария оказались «Физиолог», сочинения Солина, святого Амвросия и Исидора Севильского. В качестве библейского текста все они использовали Септуагинту и предшественников.

Поэтому на вопрос об авторе бестиария в его самом полном варианте, который здесь представлен, мы можем указать на среднюю часть фамильного дерева, приведенного на схеме.

Готовя к изданию схему доктора Робина, переводчик исключил из нее такие источники, как сочинения Феофраста, Никандра, епископа Мирского, Аппиана, Флавия Магнуса Аврелия Кассиодора, римского историка и писателя, философа и политического деятеля, Александра Никема, ученого Винсента из Бове, Бартоломея Английского, доминиканского монаха, автора Speculum Maius, Альберта Великого, философа, теолога, ученого, наставника Фомы Аквинского. Марко Поло, путешественника и купца, Ордорико Пордононе, путешественника, Бернарда Мандевиля, автора «Басни о пчелах», Белона и некоторых других. Все эти источники не являлись основой бестиария, они лишь оказали влияние на отдельные его статьи.

Сказанное возвращает нас к ветвям бестиария в целом, но вовсе не к его корням. Бартоломей Гланвиль (Бартоломей Английский) в XIII веке написал свой De Proprietatibus Re rum («О свойствах вещей»), Никем — De Naturis Rerum («О природе вещей») в XII веке. Они представляют собой подборки источников по данной теме. Бартоломей перевел на английский Тревиза в 1397 году. Вместе с Никемом он включен в нашу диаграмму под общим заголовком «Комментаторы вышеприведенного текста».

Весьма вероятно, что благодаря Плинию и его комментаторам, вроде Гийома Дю Бартаса с его поэмой «Седмица»[210], «Истории четырехлапых зверей» (1607) Топселла, иллюстрациям Геснера, бестиарий получил столь широкое распространение в свое время и у последующих авторов. Из него заимствовали сюжеты не только поэты Спенсер («Королева фей») и Мильтон («Потерянный рай»), но и Борхес.

Тем временем путешественники и серьезные исследователи, например Марко Поло и более современные путешественники, скажем псевдо-Мандевиль, напоминавший своего предшественника Ктесия, начали пополнять бестиарий своими сведениями, что превратило его в обстоятельный труд, подобно сочинениям Альдрованда.

После выхода в 1646 году книги Томаса Брауна Pseudodoxia Epidemica, где он подверг бестиарий[211] рациональной критике, впервые после Аристотеля поставив предмет биологии на научный уровень, стало ясно, что время бестиария прошло. Он утратил былую репутациею серьезной книги и был предан забвению. Однако в XVIII веке к нему вернулась прежняя популярность, как замечательного памятника своего времени.

Культ прямых наблюдений и экспериментальных методов исследования, утвердившийся после основания Королевского общества в 1662 году, изменил отношение к трудам прошлого, пылившимся на библиотечных полках. К середине XIX века снова вспыхнул интерес к бестиарию как к раритету. Своему возрождению он обязан упорным исследованиям Томаса Райта (1841), Кайе и Мартину (1847–1877), Э. Эвансу (1897), Дж. Дрюсу (1908–1937), М. Джеймсу (1928) и Анселю Робину (1932).

Настоящий переводчик опустил многое в своем кратком эссе, посвященном истории рукописи. Мы не упоминаем ни египетского Гораполлона (предполагаемого автора трактата, посвященного египетским иероглифам, сохранившегося в виде греческого перевода некоего Филиппа, озаглавленного Hieroglyphica, восходящего примерно к V веку. — Пер.), ни Татиана, ни Ктесия, хотя их труды заняли свое место на ветвях нашего фамильного дерева. Остается надеяться, что наше объяснение не уступает остальным по глубине информации.

КРАТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПАМЯТНИКА

Вряд ли следует сомневаться в том, что бестиарий являлся серьезным научным трудом для своего времени, хотя даже великий доктор Джеймс пришел в некоторое замешательство от содержащихся в нем материалов о различных существах. Например, статья о леопардоверблюде, которой нет в нашей рукописи, представляет собой попытку описать реальное животное, которого никто не видел. Оно такое же большое, как верблюд, но с пятнами, как у леопарда. Очевидно, речь идет о жирафе.

На самом деле, чем больше читателя забавляет глупость «Физиолога», тем нелепей выглядит он сам. Кто же поверит в существование дракона с головой по обеим сторонам туловища? Мистер Дрюс замечательно поместил его в официальный путеводитель Британского музея.