За это время родственники закончили изучение книг, не обнаружив недостачи. После принятия отчета у купцов, мы все вместе отправились в порт смотреть на привезенные товары. Я сразу же приказал перевести людей в мой новый дом. Дать им возможность привести себя в порядок, поесть и отдохнуть с дороги.
На следующий день и мы с женой переехали в свой новый дом в Картахене. Я попросил нового управляющего Давида Толедано, дальнего родственника Алона, привести рабов. Он сначала приказал вынести из дома два кресла для меня и Леи, а рабов расположил полукругом напротив. Они сгруппировались по "землячествам". За нашей спиной стали дружинники.
— Гаврила и Бьорн, переводите мои слова.
— Люди! Вас купили, как рабов, слуги бывшего владельца кораблей. Он был убит моей рукой при защите нашего короля. У меня нет и не будет рабов! Мне служат только свободные люди, которые дают мне вассальную клятву, а я, в свою очередь, плачу им деньги и защищаю. Работающие на МОЕЙ земле отдают мне четверть того, что они вырастили и произвели. На МОЕЙ земле человек исповедует ту веру, которую он желает, кроме язычества, это недопустимо. Отвезти вас домой у меня нет возможности, да я и не обязан это делать.
Кто захочет остаться на моей земле, вступить в мою дружину, или стать моряком на моих кораблях, принесет мне клятву. После чего я помогу ему обзавестись хозяйством и построить дом. Воины и моряки одеваются и получают оружие за мой счет. Кроме того, им будут выданы деньги, как будто бы они уже прослужили у меня один месяц. Остальные же, кто не захотел стать МОИМ ЧЕЛОВЕКОМ, получит сегодня пищу и кров, а завтра будет волен идти на все четыре стороны. Вы видите вокруг вооруженных воинов. Большинство и з них, были также куплены, как рабы. Всем им я дал свободу, и они все остались у меня служить. Поговорите с ними, подумайте. А завтра на этом месте я приму клятву у желающих остаться у меня. Остаться в качестве свободных людей.
Потом я повторил эти слова на английском языке для валлийцев. Судя по всему, они меня поняли, во всяком случае, большинство. Гавриил отошел к славянкам, а даны подошли к норвежцам. Между ними завязался оживленный разговор, а мы зашли в дом.
— Дорогой, ты хорошо сказал, рабство это мерзко.
Пришлось остановиться и вернуть поцелуй любимой жене.
— Пусть они сегодня подумают, пообщаются с нашими людьми. Узнают подробности о возможном будущем господине. А завтра ты выйдешь и примешь у них клятву. Я уверена, что большинство, если не все, дадут тебе ее.
— Господине!
Подбежал Гаврила.
— Я только что переговорил с девками. Они согласны остаться, даже, если ты станешь их брать на свое ложе. Но только не давай насиловать прочим.
— Они так и сказали, Гаврила?
— Так прямо и сказали, а я сразу прибежал.
Моя жена уставилась на меня своими изумрудными глазами.
— Что он тебе сказал, Яков? Что-то про этих несчастных женщин? Надеюсь, ты не собираешься устраивать гарем? Ты же не царь Соломон и не эмир Гранады.
Пока нет, дорогая. Мне тебя и одной хватает.
Гаврила, ты им передай, что мое ложе уже занято, а насилие над ними творить не буду и другим не позволю. Но и блядства у себя не допущу. Если кого-то выберут, помогу с хозяйством. Понял? Так и передай им и воинам. После подойди, посмотрим, какие товары из Новгорода нам привезли,
— Из самого Новагорода? Так я и остальных ушкуйников позову. Пусть посмотрят, может знакомое увидят.
Мы зашли на склад в то время, когда туда закатывали круги воска, каждый из которых весил примерно четырнадцать арроба[49]. На каждом из них стояла печать со словами "товар божий"
— Гляди, господине, наш новгородский товар! Вишь написано "товат божий", не лживый, изготовлен по Божьей правде.
Он осторожно погладил печать рукой.
— Как дома коснулся. Спасибо тебе, что позвал. Гляди, соколы! Доверь их мне. У бати мово были такие. Я за ними ухаживал и охотился.
— Хорошо, Гаврила. Вечерком зови ко мне своих новгородцев и данов. Есть рыба копченая, балтийская сельдь. Чарки сдвинем. Не против?
— За честь почту. Никогда с боярином за столом не сидел. Но коль приглашаешь, все придем.
Вечером, извинившись перед женой, мы собрались тесным мужским коллективом, включая Бернардо и Амбазука. Кабальеро, правда скривился от вкуса сельди, и перешел на копченую рыбу и хамон. Мед хмельной, правда, одобрил. Все остальные продолжали наслаждаться не местными деликатесами. Жалко пиво было не чешское и не баварское, но тоже ничего. Через некоторое время я взял гитару в руки и запел "Черный ворон".