Людские персонажи многообразны: дважды изображен царь-полководец в богатой одежде, восседающий в колеснице с впряженным крылатым конем; три скачущих всадника в богатом военном одеянии и шлемах, с пиками и мечами на вороном, сером и белом конях; воин-ветеринар с характерной «медицинской сумочкой», лечащий коня; группа шествующих воинов, один из них хромой, с палкой; группа совещающихся воинов в совместном «рукопожатии»; группа воинов в доспехах и при оружии, сидящих под балдахином и играющих на музыкальных инструментах — чангах (арфы) и уде (лютня), а рядом группа пирующих воинов; арфистки в полный рост на желтом фоне. Верхняя часть одежды арфисток темно-бордового цвета, складчатые ярко-голубые шаровары на бедрах обтянуты узкой лентой ремня. Ноги босые. На плечах и талии легкие развевающиеся ленты шарфа, на плечах, шее и груди ожерелья со сложными подвесками, в ушах крупные серьги-колечки с четырехлистником внутри, на голове венец с полумесяцем. Сложные браслеты украшают запястья обеих рук. Великолепно переданы руки, перебирающие струны арфы.
Большое место в стенописи дворца занимал богатый растительный и геометрический узор, составлявший бордюры сюжетных композиций, живописных поясов и подпотолочных фризов, а также рисунок тканей одежды и ковров (
Настенная живопись остальных помещений и коридоров дворца Калаи Кахкаха I почти полностью уничтожена разрушительным пожаром. Отдельные ее фрагменты зафиксированы в Большом тронном зале, в его входном кулуаре и других помещениях. Особенно интересна роспись, открытая на западной стене центрального осевого коридора. Ее композиция состоит из пяти сцен, изображающих сидящего на тахте правителя, женщину с запеленутым ребенком на руках и мужчину, отнимающего ребенка у женщины; реку с плавающим в ней существом; группу наблюдающих за событием; волчицу, кормящую двух младенцев. Последняя сцена точно повторяет официальную эмблему города Рима, изображенную на многочисленных памятниках римского искусства, на римских монетах, византийских золотых брактеатах, сасанидских геммах. Это сюжет о волчице и человеческих младенцах, распространенный через скифо-сарматские племена в Северную Евразию, а через этрусков — в раннеантичный Рим, где он был канонизирован в виде легенды о Ромуле, Реме и «капитолийской волчице» (табл. 81,
На западной стене коридора, слева от входного проема в Малый зал, находилась другая живописная сцена, названная условно «Военный совет». Эта композиция включает изображение трех лиц, сидящих в «восточной позе», со скрещенными поджатыми ногами. В центре композиции был воин в длинном кафтане, низко перехваченном поясом, на котором подвешены кинжал и меч с серебряными рукоятями. Рукава кафтана полузасучены. Левой рукой воин держит ножны меча, правая рука полусогнута и поднята вверх. Лицо широкое, округлой формы, чуть скуластое; оно обращено к правой фигуре. Глаза небольшие, впалые, несколько прищурены, дуги бровей высоко подняты. У него тонкие недлинные усы, губы сомкнуты, головного убора нет, на затылке локон, в мочке правого уха серьга, а на запястье правой руки браслет. Ноги в сапогах с низкими голенищами, широкими пятками и носками. Мужчина изображен пожилым, но достаточно статным и сильным. Его крепкая фигура, особенно руки, обведена уверенными, четкими линиями киноварного тона. Полуобратясь, он почтительно и внимательно слушает своего собеседника справа, у которого старческие черты лица, слабый взмах полусогнутой приподнятой правой руки. Он изображен в кафтане свободного покроя, закрывающем фигуру, с длинными рукавами до запястья рук. У него нет пояса и оружия. Голову плотно облегает гладкий убор, линии глаз и бровей подчеркнуты слабо, лоб в морщинках, лицо чуть скуластое.
От третьей фигуры (слева) сохранились лить левая нога и часть туловища в кафтане с кинжалом на поясе.
Роспись выполнена безусловно талантливым художником, профессионально и с большим мастерством. Замысел художника — изобразить беседу представителей светской и военной знати. В центре внимания живописца одновременно и сам человек, как определенная индивидуальность, и положение человека в обществе. Последнее подчеркивается возрастом и характером одежды, а также наличием оружия (
Живописный декор дворца Калаи Кахкаха I свидетельствует о самобытности уструшанской живописи. Авторы шахристанских росписей имели отличную художественную школу и высокий профессионализм, владели всеми приемами стенописи клеевыми красками. Над живописью трудились несколько мастеров, и каждый имел свою ярко выраженную манеру исполнения (