Средняя Азия и Дальний Восток в эпоху средневековья

Среди населения Уструшаны выделяются и мезокранный средиземноморский расовый тип, и брахикранный тип среднеазиатского междуречья. В Хорезме, судя по значительному материалу из раскопок некрополя Миздахкана, фиксируется антропологический тип, переходный от восточносредиземноморского к типу среднеазиатского междуречья (Ягодин, Ходжайов, 1970, с. 194). Представляется чрезвычайно существенным, что примесь монголоидных элементов в материале миздахканского некрополя становится заметной именно в VI–VIII вв. н. э. По данным В.В. Гинзбурга и Т.А. Трофимовой, эта примесь к восточносредиземноморской расе усиливается во второй половине I тысячелетия н. э. и особенно хорошо выражена у раннетюркских кочевников. Вместе с тем следует подчеркнуть важное наблюдение Т.И. Ходжайова, отметившего, что не все местное среднеазиатское население в одинаковой степени смешивалось с тюрками. Наиболее интенсивно это происходило в скотоводческой среде (Ходжайов, 1980, с. 267), что объясняется в значительной степени более легкими и тесными контактами населения со сходными хозяйственно-культурными типами. Поэтому кажется закономерным, что в таких тесно связанных со скотоводством районах, как окраины Чача и Ферганы, в курганных могильниках первой половины I тысячелетия н. э. отмечается именно мезобрахикранный европеоидный тип с монголоидной примесью (Кавардан, Кумата) и речь идет в основном о типе среднеазиатского междуречья, лишь с отдельными вкраплениями восточносредиземноморского (Ходжайов, 1980, с. 98, 101).

Большое значение для представления об основных направлениях этнических отношений эпохи раннего средневековья имеет тот факт, что в этот период и в последующие пришлое население оседало в сельских местностях, в то время как в древности — преимущественно в городских центрах (Ходжайов, 1986, с. 112–115; Аскаров, Буряков, Ходжайов, 1990, с. 61).

Таким образом, и антропологические данные свидетельствуют об определенных этнических контактах и развитии этнических процессов в Среднеазиатском регионе в эпоху существования тюркских каганатов и формирования новых форм социально-экономических связей. В целом, однако, население древнеземледельческих районов Средней Азии было европеоидным, а тюркизация населения в языковом отношении, как полагают, шла активнее, нежели монголизация антропологического типа. Впрочем, древние языки местного населения в рассматриваемый период еще стойко сохраняли свои позиции, и это обстоятельство представляется весьма существенным.

При исследовании материальной и духовной культуры как источника для реконструкции этнокультурных процессов и этнических отношений чрезвычайно важным представляется сопоставление археологических комплексов из одного и того же региона на хронологически разных этапах общественно-культурного развития. Такое сопоставление может с наибольшей отчетливостью показать преемственность традиций и роль инноваций на каждом данном этапе, и уже результатом следующего исследования будет установление причин возникновения инноваций — лежали ли в их основе развитие производительных сил, этнокультурные контакты или же прямая инфильтрация пришлого населения.

Факты прямых этнических перемещений и взаимодействий устанавливаются главным образом на основании археологических материалов. Так, в VI–VIII вв. фиксируется движение обитателей Джетыасарского урочища, в низовьях Сырдарьи, вверх по реке, в область среднесырдарьинских степей и южнее. В VII–VIII вв. джетыасарцы переместились в дельту Амударьи, где возник ряд крупных поселений кердерской культуры (Куюккала, Курганчакала и др.). Полагают, что эти перемещения были вызваны изменением условий водопользования, но не исключено, что толчком послужило включение этих областей в систему тюркского каганата (Андрианов, Левина, 1979, с. 96–97).

Что же касается этнокультурных контактов, то в рассматриваемый период, по археологическим данным, в пределах важнейших среднеазиатских областей прослеживается несомненная преемственность форм материальной и духовной культуры, проявляющаяся в специфических чертах керамики, орнаментации, интерьера жилища (например, типа очагов) и других признанных «этнических выразителей». Особенно отчетливо эта преемственность культурных форм выражена, пожалуй, в наиболее урабанизированных в прошлом древнеземледельческих областях, таких, как Бактрия-Тохаристан (Аннаев, 1984, с. 15; 1986, с. 10; Ртвеладзе, 1983, с. 76; Литвинский, 1986, с. 55 и сл.).

Вместе с тем древние традиции устойчивы и в регионах со специфической экологией (Хорезм), изолированных от других песчаными пустынями, где пережитки элементов древней культуры дожили почти до настоящего времени и фиксировались уже В.В. Бартольдом (Неразик, 1990, с. 5–6). Эта преемственность в области культуры, безусловно, является отражением и преемственности в развитии этнических общностей.