Средняя школа. Худшие годы в моей жизни

Мама работала допоздна, а Джорджия и Медведь легли спать в девять, Джорджия – потому что еще маленькая, а Медведь – потому что целый день безделья его ужасно утомил.

Мне в пятницу разрешается ложиться попозже, а поскольку Джеанна Галлатта пока что не упрашивала меня с ней куда-нибудь сходить (все еще впереди!), я просто шатался по дому и делал все, что обычно делаю в пятницу вечером.

Для начала я достал из холодильника кусок швейцарского сыра и встал так, чтобы Тайсон видел, что у меня в руках, но не слишком близко.

– Тайсон, на! На!

Он побежал за сыром, а я побежал к туалету и бросил сыр туда. Я уже миллион раз так делал, а Тайсон все равно попадается. Он бросился за сыром так, словно это последний кусок в мире, а я просто запер дверь и пошел себе. Проблема была решена.

Потом я пошел в гараж и стащил банку «Зума» из потайного места, где его хранит Медведь (и которое совсем не такое потайное, как он думает). У Медведя этих банок припрятано множество, и пропажи пары штук он нипочем не заметит.

По вкусу «Зум» похож на шоколад с кока-колой, и в каждой банке восемь чашек кофеина – вот уж не скажешь, судя по тому, что Медведь дрыхнет целыми днями. Я перелил напиток в туристическую кружку, так, на всякий случай, если Медведь вдруг проснется.

Потом я занялся по-настоящему опасным делом. Подкрался к спящему Медведю, один за другим разжал его пальцы, сжимавшие пульт от телевизора, и очень осторожно вытащил пульт. Это как обезвреживать бомбу. Если оплошаешь, будет взрыв, и все вокруг в клочья. А справился – молодец. Только так я могу посмотреть по телевизору что-нибудь на свой выбор.

Я пощелкал каналами и нашел неплохой фильмец о парне, который попал в тюрьму на острове и задумал сбежать на плоту из кокосовых орехов. Мне очень хотелось увидеть, как у него это получится, но, кажется, я заснул задолго до конца. Следующее, что я помню, – меня разбудила мама, а по телевизору шла какая-то не то реклама, не то информационная программа.

– Рейф, милый, иди в постель.

От ее униформы пахло яблочным пирогом и корицей. От нее всегда так пахнет, когда она приходит из кафе. Если повезет, мама приносит пирог домой, и тогда на следующее утро мы им завтракаем.

Мама обняла меня за плечи и отвела в комнату.

– Как прошел день? – спросила она.

– Лучше среднего, – ответил я, и это была чистая правда.

– Ты в последнее время изменился, – заметила она. – Стал веселее. Это так хорошо.

Я не знал, что сказать, поэтому сказал «спасибо».

У нее на лице появилось такое выражение, какое бывает всегда, когда она пытается понять, о чем я думаю.

– Послушай, Рейф… Ты ведь в последнее время не… виделся с Лео, нет?

Ох, ну вот. Как я не догадался.

Разговоры о Лео у нас дома не приветствуются. Впервые за очень долгое время я почувствовал, что вот-вот придется лгать маме напропалую, поэтому просто покачал головой. Почему-то это лучше, чем врать словами.

Мама, кажется, обрадовалась. Потому я и соврал – чтобы она не волновалась.

– Вот и славно, – сказала она. – И помни, если захочешь со мной о чем-то поговорить…

– Знаю, мам. Спасибо, – сказал я.

Она обняла меня и поцеловала на ночь. Я для такого уже слишком большой, но не очень возражаю. Мне нравится, как от нее пахнет корицей.

Глава 20 Миллер-киллер и день насмарку

Мое везение длится еще четыре дня, пятнадцать часов и (приблизительно) двадцать две минуты.

Была среда. Уроки только что закончились, и я впервые в жизни шел в класс, где должен был отсидеть несколько часов в наказание. Все остальные уже разошлись по домам, в коридорах было пусто, и я, хоть и понимал, что не стоит этого делать, все-таки остановился у фонтанчика – попить. А ведь и в самом деле, не стоило.

Не успел я сделать и глотка, как сзади на мою шею опустилась лапища Миллера. И вот уже мое лицо вдавлено в дно чаши фонтанчика, а сам я изо всех сил стараюсь отвернуться от комочка жвачки, которую в него кто-то выплюнул.

– Так-так-так, – сказал Миллер. – И кто же это у нас может быть.

Он дернул меня вверх и с размаху вжал спиной в стену. Его лицо придвинулось близко-близко. Видны были даже крошки чипсов, застрявшие между зубами.

– Решил, значит, прославиться, – сказал Миллер. – Ну и что ты задумал?

– Ты о чем вообще? – сказал я.

Сердце у меня билось так быстро, что наверняка перекрыло мировой рекорд. Мне хотелось вмазать Миллеру как следует, но не нужно быть гением, чтобы подсчитать, что сто семьдесят сантиметров роста и семьдесят пять килограммов веса одной левой уложат мои сто пятьдесят два сэмэ и пятьдесят кило. Я и дернуться не успею, как Миллер вывернет меня наизнанку.

– Значит, так, – сказал он, наматывая на кулак мой воротник. – Ты что, хочешь доказать, что ты самый большой хулиган во всей школе?

– Ничего я не хочу, – сказал я.

– Ага, – сказал он, – ну-ну, – и сделал шаг назад. – Пойдем выйдем. Один на один. Прямо щас.

– Но…

Он прямо перед моим лицом вытянул один палец.

– Раз.

– Ну-у…

Еще палец.

– Два.

И тут я сообразил…

– Не могу! – сказал я.

– Почему? – спросил Миллер. – Струсил?

– Нет. Я на отсидку!