Средний пол

Меж тем коротышка отправился на кухню и начал поднимать с кастрюль крышки, заглядывать в печь и мусорное ведро. Дездемона попыталась воспротивиться этому, но Лина остановила ее взглядом. (А теперь обратите внимание, как затрепетали у Дездемоны ноздри. В последние два дня обоняние у нее определенно обострилось. Пища начала пахнуть как-то странно: фета — грязными носками, а оливки — козьим пометом.)

— Как часто вы моетесь, мистер Стефанидис? — спрашивал меж тем длинный.

— Каждый день, сэр.

— А как часто вы чистите зубы?

— Тоже каждый день.

— Чем вы их чистите?

— Питьевой содой.

А коротышка уже взбирался по лестнице. Войдя в спальню моих предков, он начал осматривать белье. Затем прошел в уборную и осмотрел стульчак.

— Отныне пользуйтесь вот этим, — заметил длинный. — Это зубная паста. А вот вам новая зубная щетка.

Дед смущенно взял и то и другое.

— Мы вообще-то приехали из Бурсы, — пояснил он. — Это большой город.

— Чистить надо вдоль десен. Снизу вверх в глубине и сверху вниз спереди. Две минуты утром и вечером. Давайте попробуем.

— Мы — цивилизованные люди.

— Вы что, отказываетесь пользоваться гигиеническими рекомендациями?

— Послушайте, — произнес Зизмо. — Греки построили Парфенон, а египтяне пирамиды еще тогда, когда англосаксы ходили в звериных шкурах.

Длинный пристально посмотрел на Зизмо и что-то отметил в своем блокноте.

— Так? — осведомился мой дед и, жутко оскалясь, принялся елозить щеткой в сухом рту.

— Да. Замечательно.

В это время на лестнице появился коротышка. Он тоже открыл свой блокнот и начал:

— Во-первых, мусорное ведро на кухне не имеет крышки. Во-вторых, на кухонном столе мухи. В-третьих, в пище слишком много чеснока, который вызывает несварение желудка.

(Наконец Дездемона понимает, в чем дело. Волосы коротышки, обильно покрытые бриллиантином, вызывают у нее тошноту.)

— Вы проявляете похвальную предусмотрительность, интересуясь здоровьем своего работника, — заметил Зизмо. — Было бы очень неприятно, если бы кто-нибудь заболел. Ведь это привело бы к сокращению производства.

— Я сделаю вид, что не слышал этого, — откликнулся длинный. — Поскольку вы не являетесь официальным работником автомобильной компании Форда. Однако, мистер Стефанидис, — это уже снова поворачиваясь к деду, — мне придется сообщить в своем отчете о ваших социальных связях. И я бы советовал вам с миссис Стефанидис как можно быстрее перебраться в собственный дом.

— А позвольте поинтересоваться, сэр, чем вы занимаетесь? — не удержался коротышка.

— Морскими перевозками, — ответил Зизмо.

— Как это мило, что вы зашли к нам, — вмешалась Лина. — Но честно говоря, мы как раз собирались ужинать. А вечером хотели пойти в церковь. К тому же Левти в девять надо лечь, чтобы как следует отдохнуть. Он любит просыпаться со свежей головой.

— Очень хорошо. Очень хорошо.

Они надели шляпы и отбыли.

До выпускного маскарада оставалось несколько недель. За это время Дездемона должна была сшить паликари, украшенное красной, белой и синей тесьмой, а Левти получить деньги, выдававшиеся из бронированного грузовика. Накануне праздника Левти доехал на трамвае до площади Кадиллака и вошел в магазин одежды «Голд», где его ожидал Джимми Зизмо, согласившийся помочь ему выбрать костюм.

— Скоро уже лето. Как насчет кремового? С желтым шелковым галстуком.

— Нет. Преподаватель английского сказал или синий, или серый.

— Они хотят превратить тебя в протестанта. Сопротивляйся!

— Я возьму синий, — говорит Левти с прекрасным произношением.

(И тут выясняется, что продавец тоже чем-то обязан Зизмо, так как он предоставляет им двадцатипроцентную скидку.)

Меж тем в дом для благословения наконец приходит священник греческой православной церкви Успения, и Дездемона тревожно следит за тем, как он поглощает предложенный ею стакан «Метаксы». Когда они с Левти стали прихожанами, священник из чистой формальности поинтересовался, обвенчаны ли они. И Дездемона сказала, что да. Ее воспитали в убеждении, что священники могут отличить правду ото лжи, но отец Стилианопулос лишь кивнул и вписал их имена в церковный журнал. Он ставит стакан, встает, произносит благословение и окропляет порог святой водой. Но еще до конца церемонии Дездемона снова начинает что-то ощущать, а именно — что святой отец ел на завтрак. Она чувствует запах его пота, когда он поднимает руку для крестного знамения. И когда она его провожает к дверям, ей приходится задержать дыхание.

— Спасибо, отец, спасибо.

Стилианопулос уходит, но толку от этого мало.

Как только Дездемона делает вдох, она чувствует запах удобрений на цветочных клумбах и капусты, которую варит соседка, миссис Чеславски, и она может поклясться, что где-то стоит открытая банка горчицы. Она вдыхает все эти запахи и инстинктивно прижимает руку к животу.

В это самое мгновение открывается дверь спальни, и оттуда выходит Сурмелина. Одна половина лица покрыта пудрой и румянами, другая без макияжа выглядит зеленой.

— Tы что-нибудь чувствуешь? — спрашивает Сурмелина.

— Да. Я ощущаю все запахи.

— О Господи!

— Что такое?