Средний пол

Несмотря на корректирующие линзы, мир продолжал оставаться для моей бабки расфокусированным. Дездемона не могла понять, из-за чего ведется война. Единственной страной, пославшей свои корабли для спасения беженцев из Смирны, была Япония. И моя бабка сохраняла к ней чувство глубокой благодарности. И когда вокруг начинали говорить о коварном нападении японцев на Пёрл-Харбор, она только восклицала: «Не надо мне рассказывать о каком-то острове посреди океана. Этой стране что, не хватает собственной земли, что ей еще и острова все надо захватить?» И половой признак Статуи Свободы ничего для нее не менял. Все здесь было так же, как везде, — мужчины и их войны. К счастью, Мильтона не взяли в армию. Вместо того чтобы отправиться на войну, он ходил в вечернюю школу, а днем помогал в баре. Единственной его униформой оставался костюм бойскаута, отряд которых он возглавлял и время от времени вывозил в походы на север.

По прошествии пяти минут, в течение которых Мильтон так и не появляется, Дездемона извиняется и поднимается наверх. Подойдя к спальне Мильтона, она останавливается и хмурится при звуках доносящейся оттуда музыки, затем без стука распахивает дверь и входит внутрь.

Мильтон самозабвенно играет, стоя у окна. Его бедра непристойно покачиваются, губы ярко блестят. Дездемона пересекает комнату и захлопывает окно.

— Пойдем, Мильти, — властно произносит она. — Гайя ждет внизу.

— Я занимаюсь.

— Заниматься будешь позже, — и она, прищурившись, всматривается в пансион О'Тул. Ей кажется, что она видит, как в окне третьего этажа мелькает темная головка, но с уверенностью утверждать она этого не может.

— Почему ты всегда играешь у окна?

— Потому что мне жарко.

— Что значит жарко? — с тревогой в голосе спрашивает Дездемона.

— Жарко от игры.

Дездемона фыркает.

— Пойдем. Гайя принесла тебе печенье.

Бабка в течение уже некоторого времени догадывается о растущей близости между Мильтоном и Тесси. Она замечает, как Мильтон на нее смотрит, когда та приходит с Сурмелиной на обед. Подросшая Зоя всегда была лучшей подругой Тесси. Но теперь с ней качался на качелях именно Мильтон.

— Почему ты больше не гуляешь с Тесси? — спрашивает Зою Дездемона.

И та отвечает чуть обиженно:

— Она занята.

Именно это и является основной причиной возобновления сердечных приступов у моей бабки. После всего, что она сделала, чтобы искупить свой грех, после того, как она превратила свое замужество в арктическую пустыню и позволила хирургу перевязать свои фаллопиевы трубы, кровосмешение не желало прерываться на ней. И поэтому моя бабка в ужасе снова взялась за дело, которым уже однажды занималась с весьма сомнительными результатами. Дездемона опять взяла на себя роль свахи.

С воскресенья до воскресенья перед парадным входом дома на Херлбат-стрит, как когда-то в Вифинии, проходила череда девушек брачного возраста. Отличие заключалось только в том, что их было больше, чем тех, внешность которых до бесконечности разнообразила Дездемона. В Детройте у нее был больший выбор. Девушки с мягкими грудными и скрипучими голосами, толстушки и худышки, инфантильные особы с кудряшками и преждевременно состарившиеся серьезные девицы, работавшие секретаршами в страховых конторах. Здесь были Софья Георгопулос, приобретшая странную походку после того, как случайно наступила на угли и сожгла себе стопы в одном из походов, и Матильда Ливанос со скучающим видом красотки, которая настолько пренебрегала Мильтоном, что даже не мыла голову перед приходом. Они приходили неделя за неделей, поощряемые родителями или вопреки их воле, и неделя за неделей Мильтон Стефанидис, извинившись, поднимался в свою спальню и принимался играть на кларнете.

И теперь, подгоняемый Дездемоной, он был вынужден спуститься вниз и взглянуть на Гайю Василакис. Она сидела между родителями на пышном диване цвета морской волны — крупная девушка в белом платье с гофрированной юбкой и рукавами «фонариком». На ногах были тоже гофрированные короткие белые носочки, которые почему-то напомнили Мильтону кружевную накидку на мусорное ведро в ванной комнате.

— Господи, сколько значков! — восклицает Гас Василакис.

— Мильтону нужен еще один, и тогда он станет Орлиным скаутом, — замечает Левти.

— Это в какой дисциплине?

— По плаванию, — отвечает Мильтон. — А плаваю я как кирпич.

— Я тоже плохо плаваю, — с улыбкой замечает Гайя.

— Мильти, возьми печенье, — настойчиво предлагает Дездемона.

Мильтон смотрит на коробку и берет печенье.

— Гайя сама их испекла, — добавляет Дездемона. — Тебе нравится?

Мильтон задумчиво жует, а потом выбрасывает руку в бойскаутском приветствии.

— Я не могу лгать, — сообщает он. — Печенье так себе.