Они жили в небольшом белом доме на улице, забитой небольшими белыми домами. Как и все дома на этой улице, как и большинство строений в Боа-Висте, он был помечен буквами НД, что значит «национальное достояние» — бразильский способ сказать «собственность правительства».
Я нагрянул со своим визитом, когда они наслаждались вечерней прохладой у себя в пыльном дворе, сидя под манговым деревом, с ветки которого яростно пылала висячая электрическая лампочка мощностью в немало ватт. Никогда не встречал я города, столь изобилующего светом, столь затянутого в электрические провода. Я окликнул их с неасфальтированной дорожки, а они, прикрывая глаза от электрического сияния, издали возгласы скорее недоверия, чем радости. Золовка сидела за швейной машинкой, сшивая те куски ткани, что купила в Летеме. Инженер был в гой же одежде, что я видел на нем в ночь, когда были танцы: белые брюки и зеленая полосатая рубашка. Его жена, госслужащая, была в пушистых белых тапочках. Я подумал, что они вряд ли подходят для слоя пыли толщиной в несколько дюймов, на которой отпечатался хаос следов, превратившихся в черно-белые барельефы при мощном освещении.
Под приглушенные приветственные возгласы из небольшого дома «национального достояния» вышло несколько человек. Целая отдельная семья, как мне показалось, но госслужащая, чью серьезность я теперь интерпретировал как меланхолию, представила их как членов семьи своего мужа. Муж был отправлен за пивом, а она вышла в переднюю комнату, которая мгновенно накалилась слепящим светом, перепрыгнувшим через зарождающуюся улицу, прошла в боковой выход во двор и тут же вернулась с бутылкой белой жидкости, особого бразильского напитка, который, по ее словам, она приготовила сама. Как оказалось, это был сок анноны игольчатой, которая растет в любом дворе на Карибах и не требует ухода. Мы выпили анноно-вый сок с мякотью; когда инженер вернулся с пивом, мы быстро выпили пиво, чтобы не дать ему согреться; и дальше беседовали как могли.
Среди них не было ни одного уроженца Боа-Висты: Боа-Виста, сказали они, это для бразильцев смешно, это самая что ни на есть дыра в захолустье. Они боялись, что я получаю слишком скудные впечатления от Бразилии. Видел ли я фотографии Бразилии? Затем инженер спросил меня, читал ли я Шекспира. В оригинале? Он оглядел меня с завистью и удивлением. Он сам любил книги. Да, сказала его жена, он
Пока мы разговаривали, между нами падали манго. Смех, раздававшийся в ответ, помогал преодолеть паузы в беседе и придавал ей оживленности. Прежде чем я уехал, госслужащая сказала, что будет очень рада завтра показать мне город. Я ответил, что это прекрасно, но как же ее работа? Она улыбнулась и пожала плечами; она зайдет за мной в отель около девяти.
На обратном пути через мертвый город, ярко освещенный луной, я пошел по улице с борделями. Маленькие сверкающие черные ручейки прорыли глубокие каналы в застывшей твердой грязи. В паре обветшалых домов негромко играла музыка и несколько человек танцевали, вовсе не буйно. Женщины были толстые, немолодые, ничем не примечательные. Они казались немытыми и так мало постарались выглядеть «плохими», что я даже не мог с уверенностью сказать, проститутки они или нет; внешний вид и степень привлекательности проституток так сильно разнятся от культуры к культуре. Я отправился прямиком в отель. Когда я зажег свет, по комнате врассыпную побежали тараканы. Комары даже не пошевелились. Я закрыл окно, чтобы не несло помойкой с пустыря, и с ног до головы натерся средством от насекомых, добавив еще один запах к тепловатой несвежести комнаты. Этикетка на бутылке обещала полную защиту по крайней мере на четыре часа.