Средний путь. Карибское путешествие

Националисты надеются заменить голландский язык негритянским английским, и мне удалось поговорить об этом с мистером Эрселем, который очень много работал с этим языком, у него в кабинете. Мистеру Эрселю, как мне показалось, лет сорок с чем-то, он был серьезен, очень любезен, со скульптурным лицом из тех негритянских лиц, каждая черта которых кажется отлитой по отдельности, так что изучаешь такие лица черта за чертой. Он сказал, что большинство суринамцев по-голландски толком не понимают и не говорят, в то время как всякий понимает негритянский английский. Они уже составили словарь негритянского английского, и этот язык растет: в нем каждый день появляются новые слова. Я сказал, что принятие такого языка означает, что на него надо будет перевести все важные книги в мире — а есть ли в нем для этого ресурсы? Найдутся, отвечал мистер Эрсель. А что насчет писателей? Честно ли требовать от них писать на языке, на котором говорит лишь четверть миллиона людей? Это не проблема, сказал мистер Эрсель, хороших писателей переведут. Способен ли такой язык к достаточной тонкости? Способен ли он к поэзии? Мистер Эрсель предложил мне провести тест. Я написал — неточно по памяти:

Бежит меня, кто сам меня искал
И босоногим шел, смиренно, в дом,
Тот, кто со мной был робок, мил и мал,
Теперь не хочет вспоминать о том,
Как из моей руки он хлеб свой брал.

Он тут же перевел:

Den fre gwe f’mi, d’e mek’ mi soekoe so,
Nanga soso foetoe waka n’in’ mi kamra.
Mi si den gendri, safri,
Di kosi now, f’no sabi
Fa den ben nian na mi anoe.

Память моя изменила и упростила простые строки Уайта, а мистер Эрсель упростил их еще больше, но его языку нельзя было отказать в приятности и ритмичности. Я хотел бы посмотреть, как он справится с чем-то более абстрактным, но тут меня окончательно подвела память.

Я не знаю голландский совсем и люблю его за его неправдоподобность, за то впечатление недавнего и произвольного словотворчества, которое он производит. Бормочешь что-то вроде «Ууст вууст туус буус», а получается: «Запад — Восток, а ты знай свой шесток». Английский язык порождает диалекты, но все они узнаваемо английские и не могут повлиять на стандартный язык, голландский же, из-за своей сложности или неправдоподобности, создает новые и самостоятельные языки, которые вскоре уничтожают свою основу. Существует «кухонный голландский» (африкаанс) в Южной Африке, папьяменто на Антильских островах и «негеренгелс» в Суринаме. Страсть к хромой грамматике — одна из черт патриотизма в голландских колониях. В суринамском районе Никери, знаменитом своим независимым духом, издается местная многотиражка под названием Wie for Wie. Статьи в ней написаны, конечно, на безукоризненном голландском, но название, которое представляет собой просто безграмотное для нормативного английского выражение — «мы для мы» — демонстрирует, что на диалект заявляются права исключительной собственности.

Роль английского в формировании суринамского диалекта озадачивает, пока не вспомнишь, что Британская Гвиана совсем близко (в Никери даже играют в крикет) и что Суринам до 1667 года принадлежал Британии. Это по сути сохраненные памятью рабов остатки английского трехсотлетней давности, которые и легли в основу суринамского негритянского английского. В этом и есть истинное чудо. Хотя Тринидад до 1797 года был испанским, а затем, после иммиграции с французских островов, на протяжении почти целого века франкоговорящим, испанский в Тринидаде мертв, а французский теплится лишь в нескольких фразах и конструкциях. В Суринаме же и триста лет спустя в какой-то форме продолжает жить английский. Сначала кажется, что в переводе мистера Эрселя английский элемент практически отсутствует, но это во многом из-за испорченного произношения.

Ah dee day day we.Как ни странно, здесь почти все по-английски — так говорят в англоговорящем, многоумном Тринидаде. В расшифровке это значит: I did there there oui— Я действительно находился там, да (to there —«находиться», «быть в каком-то месте») — словом, это значит просто «Я былтам». Если представить себе, на каком английском говорили рабы в Суринаме в 1667 году, а также насколько изменилось произношение в самой Англии, просто удивительно, насколько узнаваемыми остаются многие слова. Можно увидеть этот язык в развитии, через сто лет, в 1770-X гг., в «Рассказе о пяти годах военной экспедиции против восставших негров Суринама» Стедмана.