Средство от облысения

Лена посмотрела на него с удивлением, потом сообразила, что не попросить спиртного означало выставить себя белой вороной. В таких сапожищах да не пить?

– Отлично, – кивнула она и постаралась повторить одну из ужимок Аллы.

Лена и Шульгин не участвовали в общем разговоре. Лена не разбиралась в предмете – обсуждался эпатажный спектакль модного режиссера. Шульгин был занят какими-то своими мыслями и изучением рисунка ярких маков на Лениной груди.

– Господа! – призвала к общему вниманию Алла. – Я сгораю от страстного желания…

– Подожди, пусть хоть народ уйдет, – перебил жену Родион.

– От страстного желания послушать новые стихи Игоря. Пожалуйста, не отказывай хозяйке дома. – Алла скорчила капризную гримаску.

– А то ужина не получишь, – вставил Родион. – Читай быстрей, она еще на кухню и не заглядывала.

Игорь отошел в противоположный конец комнаты, как-то по-ленински захватил одной рукой на груди рубаху, а другую отвел за спину. Вонзил взгляд в Лену и принялся читать:

Веет ветер в моей прихожей,
Загляни сюда, прохожий.
Я живу, ни на кого не похожий,
Жизнь глядит на меня скверной рожей.
Я котенок, я только родился,
Слеп и мокр и скулю от счастья.
Я тянусь к сосцам заветным
Через головы, лапы братьев.
Как сильны твои пальцы, прохожий,
Что швырнули нас в чан отхожий.
Я захлебываюсь, тону, похоже…
Люди! Мама! Помоги же мне. Боже!

Несколько секунд все молчали, как бы переваривая услышанное. «Жалко котеночка, – подумала Лена. – Только почему он скулит? Скулят собаки. Ничего не понимаю».

Заговорила Алла:

– Потрясающе, Игорек, ты создал всепоглощающий образ! Краткий миг от рождения до смерти, от счастливого вздоха до…

– Параши, – подсказал, усмехнувшись, Родион.

– Примитивный размер, пыльный ямб и глубокая мысль, – обронила худая дама в очках. – Это ново.

– Хороша концентрация идеи, – поддакнул спутник очкастой, – именно так и надо писать теперь: в одном слове заряд романа.

«Какая я отсталая, – сетовала мысленно Лена. – Мне Пушкин нравится. Блок, а в этой поэзии ни бельмеса не смыслю».

Она пожаловалась на свое невежество Алле, когда они отправились на кухню готовить ужин.

– Главное в поэзии суггестивность и импрессионистичность, – объяснила Алла.

– А по-русски?

– Внушение, наваждение, чувство, которое вызывают у тебя звуки, ритм.

– Но у меня они ничего не вызывают!

– Крепись, это не сразу приходит. Главное – хвали автора, говори, что от его поэзии балдеешь. Что мы можем соорудить из имеющихся продуктов?

Если к Лене собирались прийти гости, она за два дня начинала жарить, парить, варить студни, крутить голубцы, шинковать овощи, печь пироги и украшать торты. К приходу гостей валилась с ног, но стол прогибался от разносолов.

Алла никогда не утруждала себя кулинарным подвижничеством, хотя следила, чтобы спиртного было вдоволь. Голодный гость не страшен, а вот недопивший!

Она вытащила из холодильника пакет с мясом. Сквозь мутный полиэтилен кровавопромокше просвечивал магазинный ценник:

"Фарш котлетный «Новинка».

– Будем делать рулет, – решила Алла. – Назовем его «Прохожий». Нет, Игорь обидится.

– «Отхожий», – уточнила Лена. – Посмотри, какого цвета фарш, его нельзя есть.

– Нормального цвета, государственного. Распластаем массу большим блином. Ногти у тебя – сила. Сколько стоят?

– Конкурсный образец, – сказала Лена, выковыривая фарш из-под искусственных ногтей. – На мне опыты ставили. А что в начинку?

– Посмотрим, что имеем. – Алла присела у раскрытой дверцы холодильника. – Так, каша гречневая, утренняя, годится. Что в баночке болтается? Горошек зеленый, идет. Лучку порежь. Мало получается. Заглянем в шкаф. Ты гляди, изюмчик, его туда же.

– Алла!.. – ужаснулась Лена. – Каша на молоке плюс горошек и изюм – от такой смеси у гостей в кишечнике случится революция! Они вздуются, как воздушные шарики!

– Ничего, не улетят. Сейчас в духовочке запечем. Заворачивай, заворачивай, не морщись. Потом на блюдо положим, вокруг огурчики, помидорчики – пальчики оближут. Я тебе гарантирую. Готово? Все, пошли общаться. Теперь главное не забыть, а то сгорит.

Стараниями Аллы Лена оказалась тесно усаженной на диван рядом с поэтом Шульгиным. Он был немногословен, только смотрел на Лену, как бы ожидая чего-то. «Надо стихи похвалить», – сообразила она.

– Мне очень понравилась ваша поэзия, – выдавила Лена, – так импрессионистично и…

Второе слово она забыла.

– Вы тонко понимаете, – зашептал в ответ поэт. – Предчувствую в вас тонкую душу. Ах, какой запах от вас исходит, он кружит мне голову.

Шульгин уткнулся ей носом в плечо и шумно засопел.

Лене стало неловко. «Моль ты, что ли, – подумала она, – нафталин тебя притягивает».

И осторожно отлепила от своего плеча мохнатую голову.

– С каких языков вы переводите? – спросила она.