— Отчего же плохо? — стал рассуждать Саша. — Пороховые заводы работают в полную силу, где только возможно закупается свинец, закладываются магазины. Просто держава готовится к новой войне, и от этого случилась вся экономия. В полках проводят учения, а мы запрещаем точить сабли и докладываем, сколько зарядов было сохранено, вместо того, чтобы учить нижних чинов прицельной стрельбе и рапортовать о поражённых мишенях. Нет экономии лишь у артиллеристов. Так что, мой Вам совет: делайте пушки.
— Нет — так нет, — отрезал я. — Замечу, что если Вы надумали засвидетельствовать своё почтение Есиповичам, то с недавнего времени они перебрались в Смоленск.
— Покорно благодарю, но я уже знаю от матушки, что Генрих Вальдемарович проживает в городе. Арсений письмо просили передать, да и у коменданта отметиться необходимо.
Я посидел ещё некоторое время, погрузившись в свои мысли. Потом встал и протянул руку:
— Удачи Вам, Саша и берегите себя, — сказал я, прощаясь и пожимая Александру руку.
У меня нередко бывали минуты, когда я живо чувствовал, что в жизни, которая выпала на мою долю, есть своя прелесть, и вот сейчас, покончив со своими делами, я продолжал стоять и смотреть на небо, но уже не с целью отвлечься, а с восхищением, как на прекрасное произведение искусства. С минуту я стоял словно потрясенный полной отчужденностью этой живущей своей жизнью бездны, или, вернее, ее непричастностью ко всему людскому, ибо на всем пространстве, которое она обнимала, не было ни видно и ни слышно, ни души. Люди с их проблемами, как будто и не существовали, и, казалось, не было ни одного земного существа, кроме меня.
Так я простоял, поглощенный своими мыслями, глядя прямо перед собой в необъятную даль, и прошло некоторое время, прежде чем я с удивлением обнаружил, что бывает иной раз, очутится человек где-нибудь совсем один ночью, и ему становится не по себе, и он ждет и надеется, что вот-вот кто-нибудь появится вблизи. Но еще более трудное испытание, это обнаружить около себя чье-то таинственное присутствие, когда все чувства, и восприятия, и память, и чутье, и сопоставления, и доводы, и догадки, и умозаключения, и все доказательства, которыми располагает логика, — всё вселяет в тебе полную уверенность, что ты в полнейшем уединении. Увы, действие артефакта всё чаще беспокоит меня, словно опасность где-то рядом.
На ночь глядя, я уехал в имение Есиповичей, где с раннего утра засел за работу, которая, к слову сказать, совсем не спорилась. Испытывая долю огорчения от недавнего разговора и пытаясь заглушить тягостные мысли, я никак не мог сосредоточиться. Подключение "родственника" к армейским испытаниям нового штуцера казалось мне довольно неплохой идеей, пока не получил отказ, причём аргументированный. На первый взгляд, в предложенной мною формуле, всё было ладно, и только разобравшись детально, я понял, какую ошибку совершил. Ставя задачу, в первую очередь стоило обращать внимание на правильно расставленные приоритеты, что я полностью проигнорировал, и на корню загубили нужное начинание. Слово "родственник" необходимо было заменить на "заинтересованное лицо". Впрочем, к чему уже махать кулаками? Ведь основной целью было для меня хоть чем-то помочь Саше и это предложение, пусть и косвенно, явно поспособствовало бы его карьере, но не срослось. Каждый человек куёт своё счастье сам и в моей истории, Александр закончил свой жизненный путь весьма скверно: связался с декабристами и как следствие, оказался в Сибири. Видимо, судьба у него такая.
День пробуждался медленно, и вместе с новыми чаяниями, связанных с визитом Полушкина, поглотив собой лёгкий завтрак, а также стопку исписанных листов, в которых угадывались письма разнообразным людям, в разных городах, но объединённых одним занятием — пошивом верхней одежды и прочей амуницией я позволил выйти во двор. Возле пруда, Иван Иванович уже седлал коня и в скорости готов был уехать. Погруженный в задумчивость, я бродил среди деревьев, как вдруг до меня донёсся стук копыт, и вдали показался несущейся к именью всадник.
— Отец! — не слезая с седла, крикнул Ваня. — В Каспле карета остановилась, тебя разыскивают.
— Есть подробности? — взволновано спросил Полушкин.
— Их двое, басурмане, но говорят по-нашему. Мадам Жульет и какой-то Альхен. Вчера прибыли, издалека. Дама в трактире осталась, а спутник её про тебя разнюхивал и уже знает где искать. Трактирщик племянника к нам направил, когда они собираться в дорогу стали, думаю, скоро будут здесь.