Кампьен, стоя на циновке у самого порога, огляделся вокруг, ища глазами хозяйку, которая так и не удостоила его приглашением. В первую минуту никаких следов ее он не обнаружил. Комната была по крайней мере раза в три больше обычной спальни. Очень высокий потолок, в дальнем конце по короткой стороне прямоугольника три огромных окна. Тяжелая, темная мебель загромождала комнату так, что негде ногой ступить. В глубине справа маячила кровать под балдахином, за ней до самых окон растопырился концертный рояль. Лейтмотивом комнаты была суровая простота. Шторы, правда, обрамляли окна, но ковров на полу не было, если не считать половичка у камина. Голые стены украшают несколько репродукций известных художников. Три застекленных книжных шкафа, журнальный столик, массивный с двумя тумбами письменный стол, заваленный бумагами; на нем горит настольная лампа — единственный источник света, хотя за столом никого нет. Только Кампьен озадаченно подумал, куда же деть поднос со всеми его склянками, как раздавшийся в двух шагах голос произнес: «Поставьте сюда».
И тут Кампьен сразу ее увидел, поняв, к своему стыду, что он принял ее в полумраке за пестрое одеяло, брошенное на кресло. Мисс Эвадна Палинод была крупной, плоской женщиной в длинном бухарском халате; голову покрывала красная выцветшая шаль, лицо под цвет шали, бугристое, морщинистое, почти сливалось с ржаво-коричневым бархатом кресла.
Она сидела не шевелясь. Такую полную неподвижность он встречал разве только у крокодилов. Но ее глаза, которые теперь впились ему в лицо, несмотря на старческие потемневшие белки, излучали свет и живой ум.
— На этот столик, — продолжала она, не дав себе труда хотя бы махнуть рукой или придвинуть столик поближе.
У нее был довольно низкий, властный голос, уверенные интонации образованного человека. И он немедленно ей повиновался.
Столик оказался прелестной оливкового цвета вещицей на изящной трехлапной ножке; на нем стояли мало подходившие друг к дружке предметы, отчего они сразу врезались ему в память (разумеется, он это понял несколько позже): пузатая ваза с пыльными, сухими бессмертниками, две небольшие зеленого стекла рюмки с теми же древними букетиками, тарелка с перевернутой на ней кастрюлей для варки пудинга и старинная фарфоровая чашка без ручки, в которой на дне сохло клубничное варенье. Все на вид было какое-то замусоленное, липкое.
Хозяйка молча ждала, пока он сдвигал в сторону всю эту дребедень и ставил поднос, не помогая ему, но наблюдая с живым дружелюбным интересом. Он улыбнулся, поскольку, по его мнению, этого требовали правила, и не мог не отдать должное ее интуиции, услыхав следующие строки:
В глазах Кампьена зажегся огонек. Он не возражал против «пастуха». Хоть горшком назовите, только в печку не ставьте. Но так уж случилось, что, мучительно вспоминая одно имя, он только вчера вечером перелистал всего Пиля и сейчас, не моргнув глазом, подхватил:
— Рожден я пастухом, мой добрый Палинод,
И оттого всю жизнь судьба меня гнетет.
— Весь век, — рассеянно поправила его мисс Эвадна.
Но она была приятно удивлена литературными познаниями человека с подносом, и облик ее сразу изменился — выражение лица стало не только человечнее, но и мягче, женственнее. Скинула на плечи выцветшую шаль, открыв крупную, благородной формы голову, что еще подчеркивали завитые и аккуратно уложенные редкие седые волосы.
— Так вы, значит, актер? — сказала она. — Я должна была сразу догадаться. У миссис Роупер среди друзей столько служителей Мельпомены. Но, — продолжила мисс Эвадна с очаровательной деликатностью, — не все они принадлежат к тому типу актера, какой мне лучше знаком. Все мои друзья-актеры похожи скорее на вас. А скажите, вы сейчас, верно, «сушите весла»?
Она произнесла это жаргонное выражение с такой гордостью, точно цитировала древнего автора.
— Боюсь, я действительно давненько не играл, — осторожно ответил Кампьен.
— Не огорчайтесь, подумаем, что можно сделать, — не глядя на него, проговорила мисс Эвадна. Не меняя положения, она сумела выудить откуда-то сбоку кресла маленький блокнотик, верхняя страница которого была исписана мелким, изящным почерком.
— Ну да-а, — протянула она, заглянув в блокнот. И затем продолжала: — А теперь посмотрим, что вы мне принесли. Чашка с шоколадным коктейлем, горькая соль, сахар и, конечно, керосин. Прекрасно! Горячая вода, холодная. А теперь, пожалуйста, влейте яйцо в коктейль и при этом помешивайте ложкой. Смотрите, не плесните через край, я не люблю, когда блюдце грязное. Готово? Хорошо.