Срочно нужен гробовщик (Сборник)

Маленькие глазки не изменили выражения, но розовые щеки стали почти пунцовыми, а маленький безобразный рот скривился в печальной доверительной улыбке.

— Так вы ее заметили? — произнес он. — Пойман с поличным и должен это признать. Да, пойман. Он прочитал надпись на нашей табличке, сынок. С мистером Кампьеном держи ухо востро. Мне бы не мешало об этом догадаться, слушая рассказы твоего дяди Мейджерса о своем хозяине.

Мысль, что мистер Лагг мог быть чьим-нибудь дядюшкой, сама по себе была достаточно неприятна, но комплимент Пузо, сопровождаемый фальшивым подмигиванием, был сто крат омерзительней. И Кампьен промолчал, ожидая, что будет дальше.

Гробовщик затянул молчание несколько дольше, чем полагалось бы. Наконец из его груди вырвался вздох.

— Тщеславие, — высокопарно произнес он. — Все тщеславие. Вы удивитесь, сколько раз я слышал в церкви о вреде этой страсти. Но это не пошло мне впрок. Вот откуда эта табличка, мистер Кампьен. Да, Джес Пузо оказался человеком тщеславным.

Мистер Кампьен удивился, не поверил. И опять промолчал. Мисс Роупер хотела было вставить словцо в защиту Пузо, но он предупреждающе сжал ее локоть.

— Придется поведать вам эту печальную историю, — наконец сдался гробовщик. — В этом доме многие годы жил джентльмен, к которому мы с моим мальчиком питали искреннюю привязанность. Так ведь, Роули-сынок?

— По твоему слову, — веско произнес младший Пузо, но в глазах у него мелькнуло любопытство: что еще отец скажет.

— Мистер Эдвард Палинод, — любовно выговорил каждое слово Джес. — Какое прекрасное имя для надгробного камня! Да и сложение не подкачало. Смахивал на меня. Крупный, широкий в плечах. Такие отлично в гробу смотрятся.

Ясные глаза гробовщика созерцали Кампьена скорее оценивающе, чем испытующе.

— Я его любил, у моей любви была профессиональная подоплека. Не знаю, видите ли вы в этом что-нибудь, сэр?

— Разве что в микроскоп, да и то с трудом, — буркнул Кампьен и тут же выругал себя. Эти слова выдали недоверие, и Пузо стал более осторожен.

— Согласен, человеку не так-то просто понять профессиональную гордость другого. У меня гордость художника, — продолжал он с достоинством. — Я часто сиживал в этом доме на кухне. Сыпались бомбы, и, чтобы поддержать в себе присутствие духа, я думал о своих детищах. Смотрел на мистера Эдварда Палинода и говорил себе: «Если ты отправишься в мир иной раньше меня, я уж для тебя постараюсь, можешь не беспокоиться». И я знал, что в грязь лицом не ударю.

— Да, отец именно так думал, — неожиданно вставил Роули; и Кампьену показалось, что его молчание начинает действовать тому на нервы. — Вы не знаете, какой он мастер, мой отец!

— Довольно, Роули-сын, — Джес принял похвалу и одновременно деликатно заставил замолчать младшего Пузо. — Одни это понимают, другие — нет. Но то, к чему я веду, вы, мистер Кампьен, поймете. Я поступил неправильно и даже, можно сказать, свалял дурака. И виновато в этом мое тщеславие.

— Верю вам на слово, — согласился Кампьен, у которого уже зуб на зуб не попадал. — Вы хотите сказать, что сколотили это свое сокровище просто потому, что вам очень захотелось?

Счастливая улыбка озарила лицо мистера Пузо, и первый раз в глазах его мелькнула недюжинная сообразительность.

— Я вижу, мы с вами можем найти общий язык, сэр, — сказал он, сбрасывая маску шута горохового, как утративший надобность плащ. — Вчера я весь вечер говорил с Мейджерсом, и я сказал себе: «Человек, у которого служит мой шурин, хорошо знает, что почем». Я это себе сказал, но все-таки стопроцентной уверенности не было. Теперь вижу, не ошибся. Да, верно, я сделал этот гроб, чтобы ублажить самого себя. Когда мистер Палинод умер, я не сомневался, что семейство обратится к нам. Вообще-то, я начал сооружать этот шедевр, когда он слег первый раз. «Час пробил, — сказал я себе, — приступаю к работе. А если к ее окончанию ты будешь еще поверх земли, он может и подождать. Я не думал, что ждать придется так долго. — Он от души рассмеялся. — Тщеславие, тщеславие. Я соорудил его по велению чувств, а старикашка пренебрег им. Просто курам на смех. Он, оказывается, заметил, с каким вожделением я на него смотрю.

Представление было разыграно как по нотам, и Кампьену расхотелось портить игру, тем не менее он сказал:

— А я думал, для этих штуковин обязательно снимают мерку.

Джес и тут нашелся.

— И правильно думали, — радостно согласился он. — Но старый мастер может строить и на глазок, погрешность будет минимальная. Правда, в этот раз я делал по мерке, по своей. «Ты не крупнее меня, — мысленно сказал я ему. — А если крупнее, значит, ты обманщик и придется тебе слегка ужаться». Ну да в тесноте, да не в обиде. А «Куин Мери» вышла красавица. Прочнейший дуб, черное дерево, покрытое лаком. Приходите утром в мастерскую, сэр, я вам покажу ее при дневном свете.

— Я бы хотел увидеть сейчас.