«Но почему же Вера не пришла ко мне со своими обидами? — размышляла мисс Климпсон. — Наверно, ей было стыдно. Бедное дитя. Ну ничего, мы уже больше недели не виделись, я загляну к ней, и, возможно, она захочет со мной поделиться. А тогда, — радостно вступила совесть мисс Климпсон, заметив брешь в обороне врага, — тогда я узнаю все вполне праведным образом и смогу рассказать об этом лорду Питеру, не нарушая законов чести».
На следующий день — это была пятница — она проснулась, ощущая-таки уколы совести. Листок в папке не давал покоя. Она отправилась к Вере и узнала, что та гостит у мисс Уиттейкер. «Значит, помирились», — подумала мисс Климпсон. Видеть Мэри ей не хотелось: уж больно неприглядно, что бы там она ни скрывала — убийство или нескромность. Но ради лорда Питера мисс Климпсон была просто обязана прояснить вопрос алиби.
На Уэллингтон-авеню ей сказали, что обе девушки уехали в понедельник и еще не возвращались. Она постаралась успокоить горничную, но у самой сердце было не на месте: непонятно почему, стало тревожно. Она зашла в церковь, помолилась, но сосредоточиться на молитве не смогла. Повинуясь импульсу, остановила мистера Тредголда, когда он выходил из ризницы, и спросила, можно ли прийти завтра, чтобы разобраться в вопросах совести. Разрешение было получено, и она решила пройтись, чтобы на свежем воздухе «проветрить мозги».
Она отправилась в путь, разминувшись с лордом Питером на каких-нибудь четверть часа, села в поезд до Гуилдфорда, потом еще прошлась, перекусила в придорожной чайной, вернулась в Гуилдфорд и поехала домой, где ей немедленно сообщили, что «мистер Паркер и еще много-много джентльменов весь день ее спрашивали и что случилась ужасная неприятность: представляете, мисс, Мэри Уиттейкер и Вера Файндлейтер пропали, их ищет полиция, а машины — это же так опасно, прямо ужас, правда, мисс? Дай Бог, чтоб ничего не случилось».
Перед глазами мисс Климпсон, как наваждение, замаячило название «Саут-Одли-стрит».
Не зная, что Уимзи направился в Кроуз-Бич, она рассчитывала застать его в Городе. К тому же ей не терпелось (интересно, с чего бы?) попасть на Саут-Одли-стрит. Зачем, с какой целью, она сказать не могла, — но не пойти было выше ее сил. Она не может воспользоваться тайной исповеди, но если что-нибудь обнаружит сама — тогда другое дело. Эта мысль ей очень понравилась. Мисс Климпсон села в первый же поезд до Ватерлоо, оставив — на случай, если Уимзи или Паркер снова заглянут, — такое таинственное, вдоль и поперек подчеркнутое письмо, что ум заходил за разум. Но Уимзи и Паркер благополучно избежали помутнения рассудка: письмо до них не дошло.
На Пикадилли она застала Бантера, который сообщил, что все уехали в Кроуз-Бич и что он тоже туда собирается. Мисс Климпсон снабдила его запиской для милорда, еще более загадочной, чем письмо, после чего отправилась на Саут-Одли-стрит, и только там до нее дошло, что, просто прогуливаясь по улице, мало что можно узнать. А следом она сообразила, что если Мэри скрывает какой-то личный интерес, то, увидев знакомую, праздно шатающуюся по улице, она непременно насторожится. Эта мысль заставила мисс Климпсон пулей влететь в ближайшую аптеку и купить зубную щетку. А вдруг ей повезет и аптекарь окажется разговорчивым? Она постаралась потянуть время: выбор щетки — дело серьезное; форма, размер, густота щетины… Есть над чем подумать, о чем спросить.
В ожидании вдохновения мисс Климпсон судорожно оглядывала полки и, заметив порошок от насморка с именем аптекаря на этикетке, моментально оживилась.
— И упаковку порошка, пожалуйста. Изумительное средство, прямо чудодейственное. Всегда только им и пользуюсь — уже многие годы — и ужасно довольна. И постоянно — буквально постоянно — рекомендую друзьям, особенно при сенной лихорадке. У меня есть подруга, она здесь недалеко живет и буквально каждый день проходит мимо вашей аптеки. Так она мне только вчера звонила и жаловалась, что ее прямо замучила эта болезнь. «Дорогая моя, — ответила я, — тебе обязательно надо раздобыть этот удивительный порошок, и ты на все лето забудешь о своем недуге. Она так меня благодарила, уж так благодарила — кстати, она у вас еще не была?» И мисс Климпсон подробно описала Мэри Уиттейкер.
К слову сказать, душевная борьба между совестью и тем, что Уилки Коллинз[96]
называет сыскной лихорадкой, закончилась у мисс Климпсон полным триумфом последней — совесть уже давно сморщилась и пожухла под градом лжи и перестала подавать голос.Аптекарь, однако, никогда не видел подругу мисс Климпсон. Ей ничего не оставалось, как покинуть поле боя и старательно обдумать стратегию и тактику дальнейших действий. На всякий случай она уронила ключ в корзинку с губками, стоявшую на прилавке, — чтобы иметь предлог вернуться на Саут-Одли-стрит.
Совесть испустила последний вздох, а ангел-хранитель пролил слезу на губки.