— Да, тогда. Мой отец всегда отличался уравновешенностью и умом. В точности как Мартино. Они оба поклялись, что выйдут из дела, как только заработают достаточно денег. Мартино сдержал свое слово. А отец слишком привык к богатой жизни. Мать только усугубляла ситуацию, тратя его деньги направо и налево. Когда Мартино наконец убедил отца отойти от дел, тот решил доказать, что может переплюнуть своего друга. Отец пошел ва-банк и вложил все свои сбережения в технологический проект, который разработал вместе с одним из своих клиентов. Но его так и не удалось запустить.
— И он все потерял?
— Да.
— А Мартино пытался помочь твоему отцу?
— Он испробовал все. Так же как и все остальные. Они с братьями выливали содержимое бутылок с алкоголем в раковину. Прятали их. Разбивали их. Нико каждый вечер перед тем, как отправиться на вечерние курсы, провожал отца на собрания анонимных алкоголиков. Но ничего не помогло.
— А когда Мартино взял вас под свое крыло?
— После похорон отца, потому что при жизни тот чувствовал себя слишком униженным и отказался от его помощи. Как ты уже могла понять, у них были непростые отношения.
— А мне иногда кажется, что отец отдалился от меня после смерти матери потому, что я слишком напоминала ее. Мы были зеркальным отражением друг друга, она и я.
— Ты не должна принимать его поведение на свой счет, — решительно возразил Лаззеро, сжав ее пальчики. — Люди вязнут в собственной скорби. Создается впечатление, что они погружаются в нее настолько глубоко, что не могут выбраться. Они пытаются, их голова появляется на поверхности, но им не хватает сил сделать последние несколько шагов.
— Твой отец не смог выбраться?
Лаззеро молча кивнул. И впервые в жизни он понял, как злится на отца за то, что он, который всегда был супергероем в его глазах, не смог найти в себе силы справиться с недугом, разрушившим жизнь его детей. Отец оказался настолько эгоистичным, что возложил свою скорбь на их хрупкие плечи. А еще он злился на тех, кто создавал культуру безрассудной жажды наживы, перед искушением которой не устоял его отец.
— Ты не должна винить себя. Это твоему отцу следовало заботиться о тебе и поставить твои нужды на первое место.
— В том, что касалось денег, он так и делал.
— Но ты нуждалась также в моральной поддержке, такой необходимой для пятнадцатилетнего ребенка. А он не справился со своими обязанностями.
— Может, от меня он тоже не получал того, в чем нуждался. Он был таким потерянным. Я не знала, что делать, и думала, что, если я хоть как-то помогу ему, он изменится. Перестанет быть наполовину живым. Словно его здесь нет.
На ее глазах заблестели слезы, окончательно лишив его самообладания.
— Кьяра, — прошептал Лаззеро, притягивая ее к себе и уткнувшись подбородком в ее макушку. — Дело не в тебе. Ты не можешь силой сделать его счастливым. Он сам должен найти свое счастье.
— А если у него не получится?
— Значит, ты сделала все, что могла.
Он думал, что Кьяра высвободится из его объятий, что было бы разумным поступком, если учесть влечение, которое они испытывали друг к другу. Но она лишь вздохнула и прижалась к нему еще крепче. Лаззеро ощущал кожей ее мягкие шелковистые волосы, пахнущие жасмином, и ему было так хорошо в окутавшей их темноте, что он впервые в жизни даже не пытался подобрать слова, чтобы выразить свои чувства.
Он нашептывал ей слова утешения, слегка касаясь губами нежной линии ее подбородка. От трения его отросшей щетины о ее шелковистую кожу Кьяру охватила дрожь. Она охватила его самого.
Кьяра застыла, словно не могла пошевелиться и забыла, как дышать. Он держал в объятиях ее мягкое податливое тело и мысленно возвращался к их неспешному чувственному поцелую, которым они обменялись утром. Он мог бы воспользоваться моментом, если бы близость с Кьярой была его целью.
Кровь забурлила в его венах — несколько месяцев воздержания давали знать о себе. Лаззеро взял Кьяру за подбородок и развернул ее лицо к себе. На ее ресницах поблескивали непролитые слезы, а глаза потемнели от страсти, зовущей мужчину броситься с головой в омут.
Но сейчас она казалась такой беззащитной. Даже слишком.
— Лаззеро, — едва слышно выдохнула Кьяра.
Нет, ничего такого не случится.
Он поднял ее на руки и отнес внутрь. Потом Лаззеро поставил ее на ноги, и его бросило в жар, когда тело Кьяры скользнуло вдоль его возбужденной плоти.
— Уже поздно, — через силу выдавил он. — Иди спать.
Затем Лаззеро круто развернулся и решительно вышел из спальни, боясь передумать и поддаться искушению.
Кьяра проснулась поздно, все еще не привыкнув к разнице во времени. Она глянула на противоположную сторону кровати, остававшуюся нетронутой, и вспомнила вчерашний разговор с Лаззеро.
Отец считал, что она мечтает о всяких глупостях, и указывал на мать, которая едва сводила концы с концами, работая портнихой, до встречи с ним. Антонио тоже остудил ее пыл, сказав, что она не сможет конкурировать с другими. И только Лаззеро оценил и поддержал ее устремления.