Срочно, секретно...

Автобус набирал ход, шум мотора делался тише, и она смогла услышать:

— Скажете полицейскому агенту, что я — ваш жених, муж... в этом роде. Болезненно ревнив. Выслеживал. И все такое... Вскочил в автобус на ходу, подозревая, что вы с кем-то отправляетесь провести время. Лишнее слово — стреляю.

Отвернувшись, прикрылся оказавшимся у нее пледом. Старался не замечать отражения в темном окне: скрюченный, насторожившийся мерзавец, растерянно сидящая в кресле женщина.

— Простите, госпожа, — сказал неожиданно появившийся кондуктор. Боком, чтобы не потревожить спящего бонзу, он пробрался между креслами седьмого ряда так, чтобы встать перед Палавеком. Полицейский остался у входа. Наручники поблескивали из кожаного футляра, пристегнутого рядом с кобурой. У него были нашивки капрала. Над тремя-четырьмя креслами поднялись головы любопытствующих. Водитель крутил баранку, изредка посматривая в зеркало заднего вида.

Девушка вымученно улыбнулась.

— Этот господин сел сначала в кресло третьего ряда. Теперь перебрался сюда. Он вас не беспокоит? Мне показалось... его вид, костюм не совсем в порядке... Его билет — в третий ряд.

— Отстаньте от нас, — грубо сказал Палавек. — Не лезьте не в свое дело. Какая вам разница, где я сижу?

Обыкновенный трус. Даже получив пятьсот бат, трусил из-за мелочного нарушения порядка. Его неуверенность передалась и парню в форме.

Плед прикрывал разодранную рубашку, расцарапанные руки и браунинг. Достаточно слегка потянуть, чтобы все оказалось наружу.

— Не придавайте всему этому значения, — хрипло произнесла девушка. — Это мой муж... Ревность... Мы выясняем отношения!

— Мне показалось...

— Вы еще вызовите сюда бригаду по борьбе с гангстеризмом! — заорал Палавек.

Над креслами показались еще головы. Бонза проснулся, часто заморгал ресницами. Кто-то громко сказал впереди:

— Полиция не стесняется вторгаться и в личную жизнь!

Кондуктор молча ушел по проходу в переднюю часть салона. На следующей остановке полицейский сошел.

— Вы ведь все равно убьете меня? — вдруг с дрожью спросила девушка. — Да? Потому что я вас узнала?

— Не будем говорить об этом. Скажите лучше, как вас зовут?

— Типпарат Кантамала... А вас, вас... вы сказали, помнится, Палавек. Это настоящее имя?

— Будем считать, что так.

— За вами погоня? — спросила она. — Хотите, я поклянусь, что не выдам вас?

— Прекратите, пожалуйста, разговор. Сидите тихо. В противном случае завяжу вам рот.

— Извините меня, господин Палавек, — шепотом сказала Типпарат, — но мне страшно. Мне будет легче, если мы будем разговаривать...

Только этого не хватало, подумал Палавек. Начнет теперь рассказывать про мужа, детей, родителей, свой бизнес и тех, кто ее ждет не дождется в Чиангмае.

Она подтянула ноги под себя. Ее била дрожь. Палавек перекинул половину пледа в ее сторону. В салоне ощущалась сырость. Видимо, поднялись на плоскогорье, и стало прохладнее.

— Спасибо... Вы не похожи на бандита. Разбойники выглядят иначе. И ведут себя по-другому... Настоящий бандит меня бы уже придушил потихоньку. Пледом, например. А у вас есть сострадание... Клянусь, я не выдам. Хотя не представляю, как и почему должна вас выдать, — говорила она.

— Один мой знакомый разбирал случай... Артист кабаре, метатель ножей, узнал, что жена, выступающая в его номере, изменяет. Он горел желанием мести. Решил убить ее. Ошибись он на сантиметр во время представления, и кинжал вонзится в горло изменнице, стоящей у щита... Трагическая ошибка. За это разве что условное осуждение. Да и как обвинять человека в убийстве любимой жены? А он действительно любил... Все знали. Решив поступить так, как надумал, он промучился полгода, а потом явился с повинной...

Она пыталась понять: интересен ли ее рассказ Палавеку, но тот молчал.

— Артист явился в полицию... Сознался в том, что лишь задумал сделать, но не смог, хотя хочет и полон решимости... Понимаете, рука ему не подчинялась... Вот такая история...

— А почему этим делом занимался ваш знакомый? Он что — судья?

— Нет, полицейский...

Палавек не испытывал доверия к женщине. Но убить ее — он уже понял, что не сделает этого, — не мог по другой причине. К ней у него не было ненависти.

А к Пратит Туку была? Только брезгливое равнодушие. Потому что он был противником Майкла Цзо в политической борьбе, оперировал фразами, похожими на те, которыми жонглировал Кхой. Они грызлись из-за власти, выпячивали свое «я». Какая, в сущности, разница между Кхоем и Цзо? Убить Типпарат значило уподобиться им.

— Вы скрываетесь и кого-то ищете, — снова заговорила Типпарат. — Я начинаю догадываться кого... В моем кресле должен был ехать один человек. Ведь это он дал мне свой билет. Это была любезность с его стороны. И вы об этом не знали. Вы хотите его убить? Его зовут Майкл Цзо.

— Зачем вам это знать? — сказал Палавек. Его теперь больше устраивало, если разговор вела она. — Есть истина: чем меньше тайн тебе доверяют, тем дольше живешь... К тому же один ваш хороший знакомый — полицейский.