Срочно требуется царь

Матушка Гуся кинула один взгляд профессиональной женщины на женщину начинающую, продемонстрировала гостю мешочек с наговоренной солью, подбадривающее улыбнулась застывшей Находке, пробормотала «Ах, да, я же еще к его высочеству заглянуть хотела», и выскользнула из комнаты.

– Так нам можно войти, или не очень? – не переступая порога, загадочно уточнил Кондрат.

– Нам?..

– Ага, – таинственно ухмыльнулся тот. – Нам с подарком. С подарком?!..

Сердечко октябришны восторженно затрепетало, подпрыгнуло, ударилось в плечо, и от удивления собственной прыти пропустило такт. С подарком!!!.. Что там?.. Пряники?! Ленты?! Колечки?! Румяна?! Нет, румяна лучше не надо… Румянами она пользоваться не умеет…

Конечно, лучше бы это были пряники… Да хоть один пряник… На меду… с орешками… с глазурью сахарной… с картинкой печатной… Или колечко медное… или каменное… зелененькое… Хотя, ленты, особенно, если красные, тоже непло… МЕДВЕДЬ?!..

– Ой…

– Вот, Находочка. Это тебе.

– Медведь?.. – слабым голоском озвучила она очевидное и опустилась на кривоногий позднее-вампирский стул.

– Ага, – довольно ухмыльнулся Кондрат. – Его звать Малахай, и он вчера нас с Серафимой и Сойканом спас от большой свиньи.

– Ее ты мне, надеюсь, не принес? – не удержалась Находка.

– Н-нет, – удивленно покосился на нее гвардеец. – Хотя ближе к ужину наверняка об этом буду жалеть. Да я бы и Малахая не притащил, но ему твоя помощь срочно нужна. По-моему, у него лапа сломана. Вот, передняя.

– Бедный!.. – мгновенно позабыв про обиды и разочарования, всплеснула руками октябришна. – Клади его скорей сюда, на стол, поближе к окну.

Медвежонок, прикорнувший и успокоившийся на руках у солдата, очутившись на твердом зеленом сукне, тут же проснулся и жалобно заскулил.

– Тихо, тихо, тихо, тихо… – полуприкрыв глаза и прикоснувшись ладонями к выпуклому медвежьему лбу, быстро-быстро забормотала Находка, и медвежка, жалобно всхлипнув еще несколько раз, притих и как будто снова заснул.

На то, чтобы оказать косолапому профессиональную знахарскую помощь ушло около часа.

Всё это время Кондрат просидел на стуле у двери, недавно оставленном матушкой Гусей, и тихонько продрожал от холода, грустно созерцая запорошенное старой серой золой чрево пустого камина в правой стене. Просушиться толком на заимке он не успел, а переодеться здесь с больным мишуком на руках ему и в голову не пришло, и теперь оставалось только обнимать себя за плечи, съежившись, и выбивать зубами дробные сигналы бедствия.

– Ну, вот и всё, – наконец оторвалась от тощего бурого, всё еще спящего звереныша Находка, утерла пот со лба и утомленно опустилась на красный кожаный диван у стола, делящий ее кабинет на две равные части. – Если в первые три дня он не сдерет лубки, то через неделю твой подарок…

И тут в рыжую усталую, замороченную непостижимым голову ей пришла гениальная мысль. По-крайней мере, тогда она казалась именно гениальной, и никакой другой.

«…Что ты его ни попросишь сделать – он все исполнит, девонька, только глазом моргни…» Вот сейчас мы и проверим.

– Кондрат?.. – откинувшись будто в изнеможении на спинку дивана и томно обмахиваясь ладошкой, обратилась она к солдату. – Открой-ка окно. А лучше – оба. Здесь, в комнате, что-то так жарко, так жарко… Гвардеец пропустил вступление нового марша и прикусил язык.

– Ж-жарко?!.. – жалобно вскинул он брови.

– Ж-жарко, – робко, но упрямо повторила она.

– А ты не заболела? – встревожился он. – Может, у тебя лихорадка? «Не делает… Ну, что ему – окошко трудно открыть?!..»

– Нет у меня лихоманки, – сердито надулась октябришна. – Просто тут очень душно. Дышать нечем. Чуешь? Ну?.. Чуешь?.. Ну, скажи!..

«…Коли ты ему ндравишься, он тебе угодить стараться будет, и соглашаться с тобой во всем станет, чтобы приятно тебе сделать…»

– Д-да вовсе и не д-душно тут… – поежился Кондрат, болезненно вздрагивая от нежных прикосновений мокрой ледяной одежды к давно покрывшемуся гусиной кожей телу. – Из рамы из всех щ-щелей… с-сквозит… Это ты п-просто умаялась… з-за день, Находочка. Оденься п-потеплее… да п-погуляй сходи… воздухом п-подыши…

«Не хочет!!!.. Ни угождать, ни соглашаться!.. И я же не прошу его согласиться со мной во всем! Ну, хоть в чем-нибудь пусть!..»

– Ну, тогда я сама открою!.. – отчаянно заявила она и бросилась на раму, мелодично посвистывающую музыкальными сквозняками, как герой на амбразуру.

Окно, открывавшееся в последний раз в день установки и не привыкшее к такому напору и обращению, упорно не понимало, что от него требуется, и не поддавалось.

Обреченно, Кондрат вздохнул, покачал головой, снял волглый заячий полушубок, накинул его на плечи развоевавшейся октябришне, и заставил несговорчивое окно открыться и впустить в комнату морозный вечерний ветер. «…Радовать тебя будет каждую минуту, что он с тобой рядом…»

Глядя на страдальчески перекосившуюся фигуру гостя, словно живую иллюстрацию к первой части сказки «Морозко», ученице убыр захотелось плакать.

«Ну, ветер задувает… Ну, снежок залетает… И холодно… вправду… Но ведь не настолько же!.. Это он нарочно… Чтобы показать… чтобы доказать… чтобы… чтобы…»