Срочно требуется царь

– Ничего, – покровительственно улыбнулся расстроенному толстяку Карпень. – Я доложу о твоей… доблести… господину Вранежу, и он… конпеньсирует тебе ущерб.

Что такое «конпеньсирует» Соколик не понял, но карманом почувствовал, что что-то хорошее, и удовлетворенно закивал.

– А как ты этого-то поймал? – мотнул нечесаной со сна головой кучер в сторону пленника.

Повар на мгновение сосредоточился, чтобы отредактировать истинную историю о том, как кто-то из уличной шантрапы сбил его с ног, а этот ворёныш споткнулся об него, упал и ударился головой об стену. И, откашлявшись и не забывая демонстрировать честной компании фингал под левым глазом, оставленный пяткой второго грабителя, пустился в пространное героическое повествование из серии «одним махом семерых побивахом»…

– …тихо-тихо-тихо-тихо!.. – едва слышно прошипел Снегирча, и Мыська, проходя мимо центральной лестницы, до предела замедлила шаг – лишь бы не брякнула – не звякнула в синем пыльном узле их драгоценная ноша.

План Снегирчи, составленный и изложенный им девочке по дороге к дому Вранежа и усовершенствованный в комнате их тайного базирования, безумный и простой, упирался в два прозаически-утилитарные вещи – лестницу и дверь. А, точнее, наличие таковых, симметричных уже исследованным, в противоположном крыле дома. И пока группа спасения Кыся не убедилась своими глазами, что все, как и предрек гений Снегирчи, на месте, и открывается без труда и скрипа, у них от переживаний и дурных предчувствий не попадал зуб на зуб.

Теперь же, когда оставалось только действовать, и действовать быстро, волнения и страхи были отброшены и позабыты – на них просто не оставалось времени.

Отдуваясь и беззвучно пыхтя от натуги, ребята преодолели расстояние до второй, дальней лестницы, распахнули дверь, ведущую во двор и потянули обезображенную парчовую штору, набитую запчастями от разоборудованного рыцарского костюмчика, на новый плацдарм.

Через двадцать минут было все приготовления к операции возмездия были завершены.

– Значит, если он всё еще на кухне, я тебе из нашего окошка восьмеркой мигну один раз, и ты тут же начинай, – в последний, –надцатый раз повторил Снегирча, перепроверяя узлы. – Если два раза – значит, его перепрятали, и я иду к тебе. Поняла?

– Сам-то не перепутай, – ворчливо буркнула Мыська, и мальчишка, не желая терять ни секунды дольше, чем необходимо, выскочил на улицу и растворился в темноте.

Кысь очнулся от того, что кто-то не слишком любезный перевернул его с бока на живот носком сапога и стал заламывать руки за спину.

– Хорошенько вяжи, Удодич, – хрипло и авторитетно посоветовали тому. – Если сбежит – тогда уж точно не на кого валить будет.

– Сам вяжи, если такой ум… В коридоре, где-то вдалеке, что-то одиноко грохнуло.

– Что это? – насторожился тот, кого хриплый называл Удодичем.

– Ветер? – не очень убежденно предположил другой голос, высокий и лебезящий.

– Какой, к веря…

Грохот, целый каскад многоголосого металлического грохота, сопровождаемый душераздирающим визгом, разом обрушился на замершую тишину места его заключения, прокатился по гулким коридорам, и бешеной лавиной устремился к ним. Тюремщики его подскочили.

– Хватайте оружие! – испуганно вскрикнул хриплый, и Удодич бросил пленника и кинулся куда-то – наверное, хватать оружие, как ему и было сказано.

– Лампы!..

– Здесь!.. Сейчас!..

– Это крысята городские, чтоб я сдох!

– Повадились, гаденыши!

– Вот мы им задади-им!!!.. Да?

– Чего стоите – вперед, устроим этой шантрапе веселую ночь!

– А если они нам?..

– А нам-то за что?

Грохот, вой и странные булькающие всхлипывающие выкрики уже носились по всему этажу, с каждой минутой умножаясь и усиливаясь, отражались от голых каменных стен и пола, раскатывались оглушающим, захлебывающимся кошмаром, которому не было преград.

– Трусы!!! – яростно выкрикнул хриплый и первым бросился за дверь – прямо под несущийся на него громыхающий ужас. Раздался короткий вскрик, звон разбивающейся лампы и свирепый рев:

– Я держу его, держу!!!.. Ай!.. Стой!!!.. Свинья!!!..

– Сейчас получите, свиньи! – горячо поддержал лебезящий хриплого, брякая зажигаемыми лампами.

– Держись, Карпень!.. – гаркнул кто-то под самым Кысиным ухом и зачем-то наподдал ему под бок ногой.

За спиной Кыся прогрохотали подкованные сапоги, звякнули разбираемые со стойки у бочки с водой мечи и арбалеты, и карательный отряд в полном составе выскочил в коридор.

В ту же секунду, что в дверном проеме исчезла последняя спина, пленник вскочил на ноги, свалился, вскочил снова, опять упал, осторожно встал и, осознав впервые, что означает нелепая поговорка «Поспешай с промедлением», покачиваясь поковылял к ближайшему окну.

Что бы и кто бы ни устроил вранежевым шакалам веселую ночь в коридоре, ему, Кысю, оставалось только поднять раму, открыть ставень и выбраться на волю.

Голова кружилась так, что казалось, будто это не его предательски вышедшие из повиновения ноги, а весь дом под жизнерадостные вопли и гром неизвестных атакующих выписывает кульбиты и ходит колесом, и так и норовит его уронить – но не из вредности, а так, от полноты чувств.