Странно улыбнувшись, Вранеж подошел к ближайшему ларю и театральным жестом с грохотом откинул крышку, демонстрируя единственному за все эти годы гостю свои сокровища, словно родитель – ребенка-вундеркинда, с любовью и гордостью, прошибающей слезу.
– Вот… Иван… Это всё – моё… – растроганным шепотом, сглотнув комок в горле, проговорил он, медленно переходя от сундука к сундуку.
– Вы хотите сказать, что всё это вы отдаете обратно стране и Постолу, – мягко поправил его лукоморец.
– Что?!.. А, да, конечно… Отдаю… Как и хотел.
– Тут… довольно много…
– Ха, – самодовольно усмехнулся чиновник. – Я эти тридцать лет время зря не терял. Чем выше риск, тем больше награда. Моё правило номер один. Но и это еще не всё, милый юноша.
– Не всё?
– О, нет. Там, в конце этой комнаты, есть особый тайник. Но я хочу, чтобы ты открыл его своими собственными руками. За все свои усилия, направленные на помощь простым людям Постола, ты не заслуживаешь меньшего.
Иванушке стало мучительно стыдно за свою безотчетную антипатию к такому душевному и доброму человеку.
– Ну, что вы… На моем месте… все…
– Ну, уж нет, Иван. Давай все останемся на своих местах, – почти веселая улыбка расползлась по пухлым губам Вранежа. – Всегда знать свое место и место других – правило номер два. А такие люди, как ты, и вовсе заслуживают особого обращения. Идем, я покажу тебе.
Подземное хранилище, показавшееся сперва во мраке бесконечным, оказалось гораздо меньше, и кончилось, не успев толком начаться.
Они остановились метрах в пяти от задней стены. Управляющий, разжалованный, но загадочно воспрянувший духом при перспективе расстаться в одну ночь с наживаемым десятилетиями добром, услужливо поднял светильник повыше, освещая ее.
– Видишь, на уровне груди в самой середине стены слегка выступает камень? – указал он на едва заметную неровность кладки.
– Д-да, – осторожно кивнул царевич, прищурился, склонил голову так и этак, разглядел, в конце концов, и закивал более энергично. – Да, да! Вижу!
– Нажми на него три раза не очень сильно, и сделай шаг назад, – сладко улыбаясь, словно объевшись сгущенки, голова свободной рукой для наглядности продемонстрировал в воздухе нужные действия.
– И что там будет? – Иван вскинул на него невинный взгляд, в котором робко застыло восторженное ожидание сказки.
– Сюрприз, – ласково взглянул на него тот. – И я не хочу вам его испортить… ваше уникальное высочество.
– Спасибо вам большое, господин Вранеж. Вы сами не знаете, как важно для всех нас то, что вы сейчас сделали, – благодарно улыбнувшись, лукоморец сделал несколько неспешных шагов к поджидавшей его стене в сладком предчувствии чуда… И повалился вниз.
«Что там за шум?..»
«Ну-ка, ну-ка… А-а… Человек.»
«Опять кого-то сбросили?»
«Нет, сам спрыгнул.»
«Шутник ты, братец…»
«Какой вопрос – такой ответ.»
«М-да… Давненько у нас живой души тут не было…»
«Пойдем, поглядим?»
«Пойдем, пойдем…»
Что это?..
Кто-то куда-то упал?..
Надеюсь, не ушибся?..
А кто это гово…
Люди!.. Где?.. Где они?..
И где я?
Иванушка открыл глаза, и едва не вскрикнул от неожиданности: он лежал на большой груде человеческих костей разных размеров, конфигураций и назначений, а перед самым его носом стояли три старика в странных полукруглых ребристых шлемах, в передней части которых горело по толстой белой свече. Ростом они были с трехлетнего ребенка, и были бы похожи друг на друга как братья-близнецы, если бы не цвет бород и подобранные им в тон каски. Рыжебородый старик носил каску красную, старик с бородой цвета свежей соломы – желтую, а цвет головного убора седобородого деда было под слоем грязи и пыли не разобрать, но царевич рискнул бы и поставил сто рублей, если бы они у него были, на белое.
«Ну, и кто тут к нам в гости незваный пожаловал?»
– строго прищурил соломенные брови старичок в желтом шлеме.– Я?.. К вам?.. В гости?.. – проявил чудеса сообразительности Иван, недоуменно хлопая белесыми ресницами. – Из…вините… Не помню… Вообще-то, меня городской голова… бывший… Вранеж… к себе в дом пригласил… обещал показать, где спрятаны деньги и ценности…
«И ты, как про деньги да ценности услыхал, задрав штаны бежать кинулся»,
– неодобрительно закончил за него рыжий дед.Иванушка хотел гневно опровергнуть невысказанное обвинение симпатичных, в общем-то, пенсионеров в корыстности и сребро-, а также злато– и самоцветолюбии, но врожденная честность заставила его прикусить на языке едва зародившийся ответ и пристыжено кивнуть. Ведь именно за несказанными сокровищами привел его в свое потайное подземелье раскаявшийся градоначальник.
«Чистосердечное признание не освобождает от наказания»,
– сурово нахмурил брови и непреклонно изрек седобородый.