Срочно требуется царь

Иванушка широко и со вкусом зевнул, зажмурился, дунул на свечку, и та, распространяя в моментально нахлынувшей темноте приятный аромат горелого фитиля и горячего воска, погасла.

— Во сколько завтра встаем? — спросил он у жены.

— Во сколько добрые люди разбудят, — сонно пробурчала Серафима. — Это во-первых. А, во-вторых, почему завтра? Сейчас, наверное, уже не меньше двух. То есть, уже сегодня. Давно и бесповоротно.

Вздохнув, Иван признал правоту супруги по всем пунктам, включая и то, что люди добрые со своими делами, как правило, даже до семи часов ждать не желают, а поэтому им осталось на сон и прочий отдых, в лучшем случае, часов пять, и стал нащупывать во тьме спиной подушку.

— Спокойной ночи…

— С-спокойной… н-ночи…

— Тс-с-с!!!.

— Что?..

— Тихо, не возись, говорю… Мне кажется, или…

Благодушная мирная темнота за дворцовой оградой в один миг вдруг взорвалась истеричным ревом трубы и заполошным барабанным грохотом, которые было, наверное, слышно не только в Постоле, но и на заимке Сойкана.

И весь этот шум едва умудрялся заглушать звон стали о сталь.

— Враги!.. — Иван скатился с только что найденной подушки, прихватив с собой на пол простыню и одеяло, и походя завалив на лопатки прикроватную тумбочку вместе со всем ее содержимым и грузом.

— Чтоб им повылазило!.. Не могли напасть утром!.. — последовала за ним, но, главным образом, за одеялом, супруга.

— Где…

— …мои…

— …штаны…

— …свечка…

— …носки…

— …меч…

— …сапоги…

— …куртка…

Стук-стук-стук.

— Ваши высочества?.. Вы уже спите?..

— Он издевается? — прекратив на секунду поиски меча-свечки-штанов-сапог-курток и обращаясь голосом великомученика в гремящее раскатами музыки боя пространство, полюбопытствовала царевна.

— Это я, Карасич! Из караула на воротах! — нервно пристукивая в дверь при каждом ударном слоге, продолжал, оставаясь в неведении относительно происходящего в царских покоях, стражник.

— Что случилось, Карасич? — оставив попытки найти впотьмах хоть что-нибудь, из того, что было действительно необходимо сию секунду[65], Иванушка предпринял новую авантюру — поиск двери.

Через несколько минут искомое открылось без участия Ивана, и большой факел осветил встревоженное лицо едва не подпрыгивающего от волнения караульного.

— Ваши высочества! — чуть не плача заголосил он в смятении, узрев перед собой насупленный лик полуодетого лукоморца. — Ваше высочество!.. Там такое… такое…

— От-ставить «такое»! — Серафима вынырнула из-за плеча полностью готовая ко всем ночным сражениям, какие только на свою вражью голову собирался предложить им предполагаемый противник. — Дол-ложить по существу! Кому там жить надоело?

Напугал вид воинственной Ивановой супруги Карасича или успокоил, но стражника словно подменили: он резко кивнул головой, щелкнул каблуками и, как-то ухитряясь перекрывать ни на минуту не прекращающийся уличный тарарам, четко отрапортовал:

— В темноте их там толком не видать, но по предварительным оценкам в отряде человек тридцать-сорок! Кроме того, с ними четыре барабанщика и три трубача!

— Кто бы мог подумать… — не удержалась от комментария царевна.

— Чего им здесь надо? — воспользовавшись светом факела в дверном проеме, Иванушка экстренно отыскал и напялил большую часть предметов своего туалета[66] и поспешил присоединиться к жене.

— И кто командир?

Стражник смешался, побледнел, мучительно сглотнул, словно у него была летальная форма ангины в последней стадии, потом медленно посерел под цвет обоев в коридоре и, наконец, сипло выдавил:

— Он говорит, что он — законный царь страны Костей. И пришел получить то, что принадлежит ему по праву.

Часть вторая ДЕНЬ МЕДВЕДЯ

Шиву в мешке не утаишь.

Бхайпурская поговорка

Грузный розовощекий человек под метр девяносто ростом в неопрятном синем кафтане, с черными прямыми[67] волосами, едва касающимися плеч, и непроходимой челкой до бровей вошел в зал совещаний вслед за закаменевшим от избытка противоречивых чувств Иванушкой и сразу хищно оценил обстановку[68].

За гостем разношерстною толпой ввалились пятеро незнакомцев из его свиты ростом и самоуверенностью пожиже, груженые книгами и толстыми папками, разрывающимися под натиском пропахшего пылью и временем содержимого.

Шествие замыкали Серафима, Кондрат, Макар, Спиридон и Находка.

Свидетели эпохального события быстро и молча расселись по стульям как птички по веткам, и у блестящего в золотистом свете трех амулетов белым лаком стола остались стоять лукоморская парочка и черноволосый пришелец.