Стол, стулья, и даже пол казавшейся еще час назад вместительной комнаты быстро покрылись в несколько слоев прямоугольными хлопьями документального снега и полуметровыми сугробами юридических трактатов. И с каждой извлеченной на свет бумаженцией или регистром накал дискуссии быстро повышался, приближаясь к точке белого каления, внутреннего кипения, плавления предохранителей и полного распрямления извилин.
Серафима под сурдинку срезàла у аборигенов и лихорадочно прятала мечи и кинжалы, имевшие все шансы превратиться этим вечером в последний довод несостоявшихся царей.
Иванушка молча страдал.
— …племянница третьей жены!..
— …двоюродный брат младшей сестры!..
— …прецедент наследования!..
— …а при чем тут?!..
— …отречение!..
— …рыбьи перья тебе, а не отречение!..
— …инфант!..
— …кронпринц!..
— …если она — кронпринц, то я — верява!
— …первая жена!..
— …последняя жена!..
— …любимая жена!..
— …и сертификат есть?..
— …кум свата золовки!..
— …семиюродный зять!..
— …брат ее сестры!..
— …дед его бабки!..
— …дочь ее сына!..
— …мать его дитя!..
— …мать ваша!..
И поэтому спорщики не сразу заметили, как приоткрылась дверь, как просунулся в нее, задумчиво глядя перед собой распахнутыми настежь остановившимися очами, Карасич, и, как скорее сам себе, нежели благородному собранию, чужим, отстраненным голосом сообщил:
— Вы, конечно, сейчас будете смеяться… но к воротам дворца явился еще один человек, который говорит, что он — законный царь страны Костей, и пришел получить то, что принадлежит ему по праву.
Оставив в душной тесной комнате четырех претендентов со свитами спорить бесплодно о том, кто из них более близок по крови к которой из жен ушедшего пятьдесят лет назад в лучший из миров Нафтанаила, чтобы занять вакантную должность, лукоморцы, Находка и гвардейцы тихо выскользнули в коридор, прикрыли за собой и яростным ревом благородной дискуссии дверь и устало привалились к холодным мраморным стенам.
— Ну, что? — первой заговорила Серафима, обреченно обращаясь в никуда. — Кто вам больше понравился?
— Ты же знаешь, что на риторические вопросы ответов нет, — убито проговорил Иван, не отрывая взгляда от пола.
— А как вам последний? — поинтересовался Кондрат.
— Думаешь, последний? — непроизвольно усмехнулась царевна. — Может, стоит еще подождать?
— Если я ничего не путаю, то у бедолаги Нафтанаила было только четыре жены, — напомнил Спиридон. — А последний — скользкий тип, вот что я думаю. И я бы на месте первых троих спиной к нему не поворачивался.
Иванушка, ради презумпции невиновности, сначала хотел возразить, что первое впечатление бывает обманчиво, что не пойман — не вор, и что на месте четвертого он бы с первым трем спиной тоже не повернулся[74]
, но больно уж богатой на невеселые события и неприятные знакомства выдалась эта ночь, и он, устало понурившись, не стал наступать на горло Спиридоновой интуиции.— Хорошо, что мы не имеем дело с наследованием короны каким-нибудь сулейманским султаном или шахом! — покачал головой Макар. — Я читал, что у них бывает и по триста, и по пятьсот жен, и даже больше!
— Вот уж повезло, так повезло, — безрадостно усмехнулся Кондрат.
— Да нешто они промеж себя не договорятся? — вопросительно обвела друзей огромными серыми глазами Находка.
— Ха, — емко выразила свое отношение к происходящему Сенька. — Договорятся. Когда куры доиться начнут.
— Ты думаешь? — обнадежено поглядел на нее Иванушка.
— А чего ты так обрадовался? — недоуменно воззрилась на него Серафима, обиженная за свой пролетевший мимо цели фразеологизм.
— Я в детстве конфеты ел, назывались «Птичье молоко»…
— Хорошо, скажем по-другому, — несколько брюзгливее, чем хотела (но и у нее ночь была не из романтических) отчеканила царевна. — Когда коровы полетят. Когда деревья ходить начнут. Когда камни заговорят. Теперь понятно?
— Понятно… — разочаровано пожал плечами Иванушка, но тут же встрепенулся. — А, может, среди них рыцарский турнир устроить?
— Рыцарский… турнюр? — не поняла Находка. — А… это что?..
— Состязания знати, — охотно пояснил Макар. Это когда они друг в друга с разбегу на лошадях копьями тычут.
— Зачем?! — ужаснулась октябришна.
Макар честно задумался над провокационным вопросом, но, в конце концов, пожал плечами и неуверенно проговорил:
— Ну… может они других игр не знают?
— А победитель турнюра… то есть, турнира, мог бы стать царем, — закончил мысль царевич, но уже без изначального апломба.
— Ну, уж нет, — решительно покачала головой Серафима. — Сейчас у нас хоть есть четверо претендентов. Ты хочешь, чтобы они друг друга поубивали, и опять не осталось ни одного?
— Но… они могли бы выставить вместо себя поединщиков, — ее супруг не спешил отказываться от казавшейся хорошей еще пару минут назад идеи.
— А какое тогда отношение выигравший будет иметь к престолу? — пожал плечами Спиридон. — С таким же успехом они могут разыграть его в карты.
— Или в шашки.
— Или в домино.
— Или в прятки.
— Ты же сам говорил, тогда, Временному Правительству, что царь должен быть… э-э-э… каким?.. — кинул взгляд с просьбой о помощи на первоисточник Макар.