Здравствуй, дорогой дневничок. Может, конечно, я в тебя слишком часто пишу, и надоел тебе хуже зубной боли, но уж такая твоя планида. Поэтому слушай.
Событий у меня несколько.
Во-первых, дочитал «Словарь иноземных слов». Теперь понять не могу, какие из слов, что у меня в голове, иноземные, а какие — мои собственные. Как контуженый хожу. Кондрат ухохатывается и говорит, что это пройдет, если с недельку кроме того, что на заборах пишут, ничего больше не читать. Клин клином, вроде… Надо будет попробовать, а то ведь меня теперь не понимает даже Иван.
Да… Тяжела ты, доля интеллигента…
Во-вторых, три дня назад, ближе к полуночи, произошел непонятный феномен: лошади взбесились все разом, уронили конюшню и рассредоточились по двору. Хорошо еще, что ворота были заблокированы. И так-то кое-как переловили. Конюх клянется, что когда уходил, то оставил всех в состоянии толерантности. Врет, каналья. Что у них там произошло на самом деле — вряд ли когда-либо станет достоянием общественного мнения, но толерантная лошадь не пойдет громить конюшню — это даже я знаю.
Лошадиное поголовье пришлось перевести на ПМЖ в каретный сарай, благо из карет там была одна водовозная бочка. Позвали плотников, попросили соорудить что-то вроде стойл.
Что сказать по результатам труда?
Что попросили, то и получили. Что-то вроде стойл и вышло, но лошади довольны, а нам и подавно индифферентно.
Развалинам сначала хотели сохранить статус-кво, потом — пустить на дрова, но тут вмешался новый учитель дед Голуб и сказал, что детям для развития в гормональную личность будущего нужно место для игр, и предложил построить на месте утилизированной конюшни что-то вроде замка или крепости.
Сказали плотникам — они и рады стараться.
«Что-то вроде» у них лучше всего выходит.
Так что, через два дня получили пять веревочных качелей, четыре горки в виде сторожевых башен, три домика из штакетин, три песочницы под одним грибком с тремя ножками, но без песка, неопознанную конструкцию из шести пересекающихся лестниц и перекладину — то ли для повешений, то ли для подтягиваний, то ли для выбивания одеял. А по разным углам замка водрузили на жердях два щита старых круглых с прибитыми к ним бадьями без дна — для неизвестной даже самим плотникам цели. Непонятно, но декоративно. Обструкция, наверное.
И всё бы ничего, но чтобы добраться до вышеуказанного изобилия детям каждый раз приходится брать штурмом трехметровые стены: подъемный мост заклинило в первый же день в положении «поднято», исправить его можно только с внутренней стороны, а через стены наши труженики пилы и топора в замок попасть не могут по причине престарелого возраста. Поэтому сколотили еще пару лестниц, сказали, что, мол, осадные, а детишкам того и надо.
И, кстати, расплатились мы с ними новыми Находкиными амулетами. К грелкам и светильникам диверсифицировали еще целый ассортимент: от клопов, от мышей, для усиления зрения, слуха и от стоматологической боли. Отличаются они и по длительности действия: зеленое свечение — три недели, синее — шесть, красное — девять. По антологии с медью, серебром и золотом. Так привычнее, чем зимой и летом все одним светом. И прозвал их народ уже соответственно: зелененькие, синенькие и красненькие.
Поскольку стандартных денег всё равно в стране дефолт, то наши самодельные пошли в ход только так. Вечером сегодня же по просьбе Ивана съездил к этим плотникам, поинтересовался, что они с амулетами сделали.
Слава Богу, всё в порядке.
Один поменял две штуки на новую пару сапог, второй купил за один картошки полмешка, правда, маленького и мелкой, третий по долгам расплатился, и так далее. Иван говорит, что завтра у ворот управы может выстроиться очередь из желающих поработать на город — госзаказ получить, чтобы хоть квази-деньгами, да финансирование народу выдали.
Пусть выстраивается.
Находка наша в три смены трудится, колдует, наговаривает, чтобы всем хватило.
Побледнела, похудела, с лица спала, бедняга — тень отца Гамлета, а не ученица убыр. Кондрат от нее теперь далеко не отходит. Как она позавчера от переутомления в обморок хлопнулась прямо в коридоре чуть не с лестницы, так он теперь за ней как за малым ребенком ухаживает, разве что на руках не носит.
И, кстати, о детях! Парни смеются: ребенок, говорят, у них уже есть. Тот медвежонок, что Кондраха в лесу раненым подобрал, ходить недавно начал. Только пугливый какой-то попался: в одиночку за порог Находкиных апартаментов — ни ногой, всё за ней следует, как привязанный. А ей сейчас не до прогулок, вот и он далеко не уходит.
Ну, да ничего.
Поди, со временем акклиматизируется, адаптируется, интегрируется и во двор выходить начнет. С лошадями познакомится — другой фауны у нас ведь нет. И ему развлечение, и нам на них глядеть веселее.