— Ну, что ты, что ты, Находочка… Ну, не надо так расстраиваться… Подумаешь… Ну кто он такой, чтобы из-за него так убиваться? Глупое животное, каких много…
— К-как… вы… м-м-можете… так… г-говорить… про н-н-него!.. Он… д-д-добрый!.. в-внимательный!.. з-заботливый!..
— Да? — тихо удивилась Серафима.
— Он… он мне ш-шубу… с-свою… от…отдал…
— Да? — царевна осторожно перевела взгляд с Находки на Малахая и обратно. — Сам отдал?
— С-сам!.. — рыдала безутешная октябришна. — А окошко… открыть… это я… его… п-попросила!..
— И открыл? — с изумлением вытаращила глаза Сенька.
— Ага… не хотел… а я… ду-у-у-у-ура!.. заста-авила…
— Вот так прямо взяла и заставила? — всё еще пыталась разобраться в происшедшем царевна.
— Ага-а-а…
— И он одной лапой открыл? — благоговейно вытаращила глаза гостья. — Вторая-то у него вроде сломана… была?..
— У него не ла-а-апы… у него ру-у-у… Что?! У него еще и р-рука… с-сломана?! А он ничего не сказа-а-а-ал!..
— Да как он тебе скажет, Находочка, милая, он же медведь!.. — не выдержала Серафима.
— Кто?! Кондратушка?!
— Да при чем тут Кондратуш… то есть, Кондрат?! Я про Малахая говорю!.. А ты про кого?
Через двадцать минут спящий медвежонок был аккуратно перенесен на пышное, хоть и пыльное ложе из сорванных в соседней комнате штор, а умытая, причесанная и почти успокоившаяся Находка сидела с ее царственным высочеством за вторым столом за кружкой горьковатого ароматного травяного чая и подавленно качала головой.
— Нет… По всем признакам — не нужна я ему… нисколечко… Никакой ему разницы нет — я, или Малахай, или еще кто… Он со всеми веселый… одинаково…
— Да с чего ты так решила? — в отчаянии воскликнула царевна.
— Я не слепая. Я все сама вижу, — упрямо повторила октябришна, уткнувшись носом в источающий аромат лета парок, и глаза ее моментально снова наполнились слезами. Сенька задумалась.
Откровенно говоря, дела сердечные, особенно касающиеся сердец разбитых, были для нее еще более темным лесом, чем Лесогорская тайга ноябрьской ночью для крота. И что надо было делать, или говорить, или не делать и не говорить, когда рядом с тобой сидела подруга и постоянно порывалась разбавить чай слезами, убиваясь по безответной любви, было ей неведомо.
— А вот вы бы, ваше цар… Серафима… ты… как бы на моем месте… поступила? — неосторожно задала вопрос ученица убыр и с надеждой устремила влажный взгляд на сочаевницу.
— Я-то? — помяла подбородок та, вспоминая их с Иваном летнее путешествие, на всем протяжении которого он пребывал в твердой уверенности, что Серафима — это не кто иной, как загадочный бродяга и авантюрист отрок Сергий. И оставался в сем заблуждении вплоть до их свадьбы, которая, если бы не настояние отца царевны, могла бы и вовсе не состояться.
— Естественно, я бы на твоем месте поговорила с ним напрямую, — почти убежденно заявила она. — Так и так, мол. Иди сюда, друг Кондрашенька, и ответствуй по совести. Любишь — не любишь. Плюнешь — поцелуешь. К сердцу прижмешь — к черту пошлешь. Ну, в таком духе. Ты понимаешь.
— Как?!.. — ужаснулась октябришна. — Прямо вот так — взять и спросить?!..
— Н-ну да, — недоуменно повела плечами царевна. — Взять и спросить. А что тут такого?
— Н-но… он… я… мы…
— А хочешь — я сама с ним поговорю? — сгоряча предложила она, и тут же пожалела о сказанном. Но слово — не воробей, не вырубишь топором, как сказал однажды большой знаток лукомоского фольклора Шарлемань Шестнадцатый, и отступать было поздно.
— Нет, не надо… я сама… потом… как-нибудь… — тут же замотала упрямой головой Находка, и Серафима с тайным облегчением незаметно выдохнула.
— Ну, ладно. Смотри. Если что — обращайся, — уверено заявила она и перешла к делу: — А знаешь, зачем я к тебе, собственно говоря, пришла?..
* * *
Отряд торговых представителей Постола во главе с Иваном прибыл к намеченному месту лишь за пару часов до полудня.
Вот и перекресток, где постольская дорога вливалась — или отходила, смотря с какой стороны зайти — от сабрумайского тракта, место дислокации их маленького, но очень важного отряда. Здесь им предстоит встать лагерем, перехватывать караваны с продуктами и вежливо заворачивать их уговорами и посулами взаимовыгодного сотрудничества в столицу царства Костей.
— Остановимся здесь? — взглянул вопросительно с высоты коня царевич на компаньонов в телеге.
— Здесь, самое то, — согласно закивали все трое костеев — министры ковки и литья Воробейник, торговли и коммерции — Барсюк, и полезных ископаемых — Медьведка.
Иванушка выехал на середину трассы и озабочено оглядел место предполагаемой дипломатической деятельности. Гужевым, пешим и прочими видами движения большая дорога пока не кишела.
— Может, шалаш срубим? — предложил Воробейник. — Дождь пойдет — всё веселее под крышей-то ждать. Шалаш — так шалаш. Чем не лагерь.
Сказано — сделано, и через полчаса у дороги выросло неказистое, но прочное строение, ощетинившееся колючим лапником.