Срочно требуется...

Грохот, вой и странные булькающие всхлипывающие выкрики уже носились по всему этажу, с каждой минутой умножаясь и усиливаясь, отражались от голых каменных стен и пола, раскатывались оглушающим, захлебывающимся кошмаром, которому не было преград.

— Трусы!!! — яростно выкрикнул хриплый и первым бросился за дверь — прямо под несущийся на него громыхающий ужас. Раздался короткий вскрик, звон разбивающейся лампы и свирепый рев:

— Я держу его, держу!!!.. Ай!.. Стой!!!.. Свинья!!!..

— Сейчас получите, свиньи! — горячо поддержал лебезящий хриплого, брякая зажигаемыми лампами.

— Держись, Карпень!.. — гаркнул кто-то под самым Кысиным ухом и зачем-то наподдал ему под бок ногой.

За спиной Кыся прогрохотали подкованные сапоги, звякнули разбираемые со стойки у бочки с водой мечи и арбалеты, и карательный отряд в полном составе выскочил в коридор.

В ту же секунду, что в дверном проеме исчезла последняя спина, пленник вскочил на ноги, свалился, вскочил снова, опять упал, осторожно встал и, осознав впервые, что означает нелепая поговорка «Поспешай с промедлением», покачиваясь поковылял к ближайшему окну.

Что бы и кто бы ни устроил вранежевым шакалам веселую ночь в коридоре, ему, Кысю, оставалось только поднять раму, открыть ставень и выбраться на волю.

Голова кружилась так, что казалось, будто это не его предательски вышедшие из повиновения ноги, а весь дом под жизнерадостные вопли и гром неизвестных атакующих выписывает кульбиты и ходит колесом, и так и норовит его уронить — но не из вредности, а так, от полноты чувств.

Во всей огромной, просторной кухне неяркий скромный огонек горел только в одном камине, рядом с которым стоял стол с брошенными в спешке кружками. Остальное пространство, включая облюбованное беглецом окно, тонуло во мраке. Ну, да ничего. Хоть на ощупь, хоть вслепую, лишь бы успеть убраться отсюда…

Покачиваясь и хватаясь на ходу за все, что подворачивалось под руку, чтобы не упасть, Кысь, наконец, добрался до цели, и с блаженным облегчением навалился грудью на единственный островок устойчивости во всем мире — прохадный широкий подоконник. Ох, голова моя головушка…

Вот хорошо бы, кабы никуда больше идти не надо было, а остаться бы тут еще на пару часиков, чтобы голова, кружащаяся сейчас как юла с вечным двигателем, наконец, определилась, где тут верх, где право, а где она сама, и… Товарищи! Мечтайте осторожнее! Мечты имеют свойство сбываться!

— Эт-то ты куда, гаденыш, пополз?! — донесся до погруженного в определение своего места в системе трехмерных координат Кыся яростный голос от двери. — А ну-ка, вернись!

Семеня и подпрыгивая, толстый повар с тесаком в пухлом кулаке помчался к панически нащупывающему защелку на раме пленнику.

— Стой, ворюга! Не уйдешь!

— Пусти!..

— Уши отрежу и собакам скормлю! — свирепо прорычал Соколик и огрел плашмя несостоявшегося беглеца по голове.

— Ай!..

— Ну-ка, иди, иди сюда! — толстяк заломил за спину мальчишке руку и, подгоняя пинками, поволок его к свету. — Чтоб я видел те… те… те…

В дымоходе пустого камина рядом что-то зашебуршало, заскребло, и вдруг на кучу холодной золы выпала маленькая черная рогатая фигурка.

— Те… э… э… э… это… к-к-к-к-кто?..

— Пусти его, ничтожество! — недобро взвыло зловещее явление, и глаза его и оскаленная пасть вспыхнули нечеловеческим слепящим белым огнем, эффектно подсвечивая острые изогнутые рога, направленные прямо в лоб бедняге повару. — Я вырву твои проклятые глаза, я выжгу твой ссохшийся мозг, своими истекающими ядом когтями я вытяну твою душу и намотаю на… Продолжения не потребовалось.

Карие, пока еще не вырванные очи работника сковородки и шумовки закатились без постороннего вмешательства под лоб, повар сдавленно охнул и осел бесформенным кулем, где стоял.

— «Война демонов», страница три, — только и смог выдавить королевич Кысь, вытаскивая едва не вывихнутую Соколиком руку из ослабшей хватки.

— Быстрее!!! В дымоход!!! — черное чудовище схватило его за освободившуюся руку и потащило в камин.

Через несколько секунд о сцене пришествия заклятого демона-воина из бессмертного произведения Д.Тулза напоминал только рыцарский шлем, одиноко валяющийся среди растоптанного пепла давно не разжигавшегося камина.

* * *

Вечером все жаждущие и страждущие получили свою долю благ или обещаний, и в разной степени удовлетворенности покинули городскую управу и разошлись по домам. Иванушка, стараясь лишний раз не поворачивать гудящую как улей с зубной болью голову, устало отпустил не менее измученного канцелярской рутиной Макара, недолго поколебался, стоит ли уснуть прямо за столом, ведь Сеньки всё равно в городе нет, подумал о заклинившей шее и одеревеневших мышцах в добавок к головной боли поутру, и нехотя поднялся.