Срочный груз из прошлого

Я плюхнулся на привинченную к стене деревянную скамью. Все, допрыгался. Теперь, надо думать, меня начнут лечить. От атомной шизофрении с осложнениями. Возможно, будет хирургическое вмешательство… Но нет, стоп! Отсюда я все равно рано или поздно выберусь…

Впрочем, я недооценивал нашу исправительно— воспитательную терапию.

Минут через двадцать лязгнул засов, в комнату вошли эти же два санитара и с ними кто-то третий.

Но и сейчас я оказался совсем не на высоте. Меня даже ни разу не стукнули. Просто двое быстренько завернули мне руки к хребту, а третий… Третий закатал мой правый рукав, и я почувствовал боль укола в сгибе руки. Через несколько секунд меня отпустили, и все трое, не оглядываясь на мою персону, вышли из камеры.

Некоторое время я ошарашенно смотрел в закрытую дверь. Мысли скакали, как сумасшедшие — я ожидал всего, чего угодно, но только не этого. Насколько я мог судить по книгам, фильмам и рассказам непосредственных участников, подобных способов обезвреживания неугодных свидетелей отечественная криминалистика еще не знала.

…Железная дверь вдруг изогнулась совершенно неестественным образом, полированный пол мягко поднял свои края, так что его центр, в котором стоял я, медленно стал проваливаться вниз. Яркий свет, бьющий из подвешенной под потолком зарешеченной лампы, стал вдруг материально ощутимым, причем настолько, что я принял сидячее положение, не в силах сопротивляться его давлению.

Сидя на плавно колыхавшемся полу, я отчетливо видел плывущие по воздуху фотоны — мягкие пушистые шарики, которые медленно проходили сквозь меня, вызывая совершенно невероятное наслаждение…

Дальнейшее помню плохо. Через какое-то время я вдруг обнаружил на себе больничную пижаму и растоптанные шлепанцы. Еще я смутно помню неизвестного мне человека в белом, которого иногда называли «Яков Моисеевич», иногда — «доктор Ландберг». Нередко перед собой я видел чью-то усатую физиономию, которая долго и нудно задавала мне однообразные вопросы в моменты просветления. И еще в память врезались стройные женские ноги, появлявшиеся всегда именно в ту минуту, когда я больше всего нуждался в очередном уколе…

Глава восьмая

Какое-то время мы смотрим друг на друга и молчим. Я, конечно, слегка удивлен, потому что Алексей Теплов еще в прошлом году ходил первым штурманом на рефрижераторе и не собирался бросать то место. Он, по всей видимости, поражен еще больше — как это Андрей Маскаев, уже не первый год торчащий на береговой работе, вдруг оказывается во время рейса в камбузе толкача, да еще в таком странном, мягко говоря, виде. Однако он задает мне совсем не тот вопрос, которого я могу ожидать:

— Слышь, мужик, ты кто такой, а?

— Не узнаешь, что ли?

— Нет, конечно… И как ты здесь оказался?

— Леха, как я здесь оказался — про это лучше не спрашивай.

— А откуда ты меня-то знаешь?

— Да я же Андрей, Андрей Маскаев… Господи Боже, Леха, мы же с тобой в одной группе три года учились…

— Андрей?.. Нет, не может быть. Я же тебя узнать не могу. Нет, ты шутишь, наверное; это не ты.

— Да как это — не я? Помнишь, как мы с тобой на «румынке» практику проходили? А как на защите вместе отдувались? Ты что, за полгода забыл, как я выгляжу?

Алексей молчит, глядя на меня с ужасом.

Я, проведя рукой по лицу, нащупываю жесткую бороду. Ну конечно, сразу меня можно и не узнать… Алексей протягивает мне руку, извлекает из щели и говорит:

— Пошли-ка ко мне. Там и поговорим.

При этом он старается смотреть куда угодно, только не на меня. Я говорю:

— Леха, нельзя, чтобы меня здесь увидели. Я вне закона сейчас. Если тебя кто спросит…

— Кто спросит? Кто спросит, тот сам и ответит.

— Так ты кем здесь работаешь? Штурманом? Первым?

— Ага, первым. После Бога… Так что никого не бойся, пошли. Меня долго уговаривать не приходится. Я думаю о каюте — о т е п л о й и с у х о й к а ю т е, и мне становится на все наплевать. Мы выходим из камбуза и идем по коридору. Ноги у меня подкашиваются, я спотыкаюсь и с трудом удерживаю равновесие.

— Ну и ну, — бормочет Алексей и грубовато хватает мой локоть. — Шагай, шагай. Сдается мне, сейчас ты расскажешь весьма занимательную историю.

— Очень занимательную, — соглашаюсь я.

Наконец мы приходим в каюту. Алексей запирает дверь изнутри, садится в широкое мягкое кресло. Я намереваюсь сесть в такое же, но Алексей качает головой:

— Ты хотя бы посмотрел на себя вначале.

Прохожу в смежный отсек, где находится душевая и прочее оборудование — неплохо живут капитаны, черт возьми! — и смотрю в зеркало. Н-да. Неудивительно, что Леха меня сразу не узнал. Я себя тоже сейчас не узнаю. Вместо лица вижу череп, обтянутый заросшей неопрятными волосами кожей. Передо мной, скорее всего, беглый каторжник, причем в последней стадии истощения.

Слышу сзади шаги. Это Алексей.

— Ну как, хорош? — спрашивает он. — Вот что. Возьми вот это. — Он протягивает мне тренировочный костюм и комплект белья. — Лезь в душ и переодевайся. У меня сейчас заканчивается вахта, и потом мы с тобой потолкуем. Лады?