Срок для Бешеного

Интуитивно Савелий понял, что с ним происходит что-то неладное. Они были в таких переделках, когда один неосторожный шаг, да что там шаг, неосторожное движение грозило смертью. Но это там, в Афганистане, где к смерти привыкали настолько, что переставали обращать на нее внимание. Говорят, что на фронте самая страшная смерть — первая. Первый погибший — на твоих глазах товарищ, первый убитый тобою враг, которому ты заглянул в мертвые, остекленевшие глаза. Потом чувство жалости, страха, вины притупляется настолько, что совершенно спокойно можно есть консервы рядом с трупом.

Солдату, вернувшемуся с фронта, трудно адаптироваться в мирной жизни. Он очень «взрывоопасный», порой хватает маленькой искорки, чтобы произошел эмоциональный взрыв. Нервы обостряются до предела. Человек становится настолько чувствительным, что, кажется, уже не кожей ощущает возможную опасность, а своим мясом. А на фронте почти нет времени для отдыха, там все время находишься на взводе, постоянная готовность как к защите, так и к нападению. Вырабатывается привычка к опасности, которая и мирное, спокойное время, как ни странно, сама становится опасной для человека. Это можно сравнить с профессиональным спортсменом, резко бросившим большой спорт: все мышцы сильные, развитые, готовы к большим нагрузкам, а их держат в состоянии покоя. Связки, не испытывая нагрузок, теряют свою эластичность, свою «память», и в какой-то момент, получив даже небольшую нагрузку, они срабатывают неадекватно, и человек травмируется. Нечто подобное происходит и с нервами человека, который длительное время подвергался психическим нагрузкам, а потом — резкое расслабление и при первом же незначительном душевном всплеске — нервный взрыв…

— Пей, Савка, веселись, пока можно! Коротка жизнь человека, а может стать еще короче! — Виктор уже достаточно выпил, и Савелий снова ощутил в нем того сержанта, того командира, который делил с ними ТАМ и кусок хлеба, и пули душманов. — Ты как, готов к веничкам? — усмехнулся он.

— Может, хватит париться: четыре раза уже ныряли?

— Ну ты даешь! — Он вдруг громко, заразительно расхохотался. — Париться действительно хватит: можно сердце посадить, но от веничков не будем отказываться… — Он потянулся к кнопке, но нажать не успел — раздался негромкий стук в дверь, и к ним проскользнули две длинноногие феи, закрыв за собой дверь на ключ. Они были молоденькие, лет по девятнадцать, не больше, и походили на сестер. Это впечатление усиливалось и одинаковым одеянием: чуть ниже бедер голубые пиджаки с единственной пуговичкой, тщетно пытавшейся скрыть то, что пиджак одет на голое тело. Туфли на высоких каблуках еще сильнее подчеркивали и без того длинные ноги.

— Привет, мальчики! — проговорила одна из них таким тоном, словно они были знакомы и расстались только вчера. Длинными пальцами с ярким маникюром она провела по волосам несколько смущенного Савелия, как бы отмечая этим жестом свое право на него, потом повернулась к Варламову: — С возможностями проблем пет?

— С проблемами в общей бане моются! — небрежно заметил он, оценивающе оглядев обеих «девочек».

— Меня зовут Люси, а мою подружку…

— А меня зовут так, как захочется тому, кто будет со мною! — закончила та, что до этого молчала. У нее были большие, с грустинкой, глаза, но такая внутренняя энергия, что Савелий не удержался и с усмешкой покачал головой. Это не прошло мимо ее внимания, и она, многозначительно подмигнув Савелию, добавила: — Вы тут посовещайтесь пока, а мы погреемся! — Скинув с себя пиджачок и оставшись в одних узеньких плавочках, она томно «взбодрила» свою грудь, скинула туфли и скрылась за дверью помещения с бассейном. Люси вытащила из-за дивана небольшой кассетный магнитофон, повернулась к ним.

— Как, не помешает музыка? — спросила она и, не дожидаясь ответа, включила. — Это сексуальная новинка… — добавила она и, обнажив внушительные формы, последовала за подругой.

Вскоре, из магнитофона донеслись странные томные вздохи, сопровождаемые красивой мелодией электронной музыки.

— Да-а… — протянул Савелий. — Вот это венички!

— Какую берешь?

— А ты?

— Мне все равно! Ты мой гость, и я угощаю! Выбирай! — Он потянулся к бутылке с коньяком и разлил по рюмкам.

— В таком случае, не возражаю против подруги Люси; люблю загадки разгадывать!

— Тогда пошли к дамам?!

Девушки находились в парилке, на первой ступеньке. Жар был намного слабее: видно, убавили его они. Их гладкие, чуть загорелые тела покрылась капельками пота, и они с улыбкой ожидали решение «мужского совета».

— Согрелись? — спросил Варламов, присаживаясь рядом с Люси. — Может, и внутри согреть?

— Отличная мысль! — воскликнула Люси и, подхватив Виктора, потащила его из парилки.

За ней встала и «загадка», но не для того, чтобы выйти, как подумалось Савелию: она пристально посмотрела в его глаза, потом бесстыдно взглянула вниз. Савелий, не привыкший к таким «играм», смутился, не зная, что делать: то ли идти за Варламовым, то ли подождать ее активности. Словно разгадав его мысли, она неожиданно прижалась к нему и тихо прошептала: