Срок твоей нелюбви

Хотелось поскорее стянуть с себя промокшую от пота блузку и тонкие брюки, заляпанные до самых колен грязью. Переодеваться было не во что – пришлось выбирать из одежды Артёма. Уже представила, как выбранная одежда будет на ней болтаться, и мысленно плюнула на это. Неподходящее место, чтобы щеголять в дизайнерских шмотках, придётся надевать, что есть.

– Баню вчера топили, но она уже остыла. Придётся тебе под летним душем умываться. Вода там не горячая, но и не ледяная. Потерпишь как-нибудь.

Чалый отвёл её на задний двор дома, показав на небольшую деревянную кабинку, закрывающуюся изнутри.

– Вот тут покрути, из бака вода польётся.

– Спасибо, – буркнула Тася, ожидая, пока Чалый соизволит убраться подальше.

– Зови если что, спинку потру, – хохотнул верзила, – я здесь неподалёку буду, пока чайник вскипячу.

Подождала, пока он ушёл, заперлась в кабинке и стянула с себя грязные до омерзения вещи, морщась от одного их вида. Далеко же ты забрался, Артём… Вернее не так, чтобы далеко, но найти непросто. На самом деле схрон, как сказал Иван Палыч. Кран повернулся нехотя, со скрипом. Первые струи воды показались обжигающе холодными, потом то ли вода стала теплее, то ли просто она привыкла. Торопливо намылила голову и тело, охотно вставая под слабенький напор еле тёплой воды, льющейся сверху, боясь, что в любой момент вода в баке закончится, и она так и останется наполовину в мыле. Так быстро она ещё никогда не умывалась, прочистила горло и ополоснула пену от зубной пасты этой же водой, неизвестно насколько грязной, но явно не кипячённой. Мелочи какие-то, отмахнулась она от своих мыслей. Быстро же он приучил её не обращать внимания на подобные неудобства, усмехнулась Таисия. Скажи ей кто-нибудь всего несколько месяцев назад, что она будет мыться водой из старого ржавого бака в какой-то Богом забытой глуши, она бы только посмеялась. Но вот она здесь, в вымершей полностью деревеньке, с парой покосившихся от времени домов, радуется только тому, что первый шаг уже сделан. Осталось ещё немного… Наспех вытерлась коротким серым полотенцем, облачаясь в одежду Артёма. Длинные мужские носки раскатались по всей икре почти до колен, брюки пришлось подхватить ремнём, застегнув его на самое крайнее отверстие. Рукава болтались на тонких запястьях. Подкатила их, но всё равно со стороны, наверное, походила на Арлекина. Образ довершали ботинки на несколько размеров больше её родного тридцать седьмого. Красавица, ничего не скажешь. Но иного выбора не было. Скатала грязную одежду в ком, закинув его в большое ведро, стоявшее рядом с "душем", и подошла к Чалому, терпеливо дожидающемуся её за деревянным столом, стоящим под небольшой беседкой, чуть поодаль.

– Теперь на человека похожа, а то пришла как кошка драная, вся в грязи, аж смотреть жалко было, – одобрительно кивнул Чалый, наливая в жестяную кружку горячего чая, – пей.

На столе стоял чайник, жестяная банка с рафинадом и чашка, накрытая полотенцем. Тася приподняла полотенце, увидев пирожки, манящие подрумянившимися боками. Желудок сжался от голода. Казалось, её больше не выворачивает наизнанку. Отхлебнула горячего крепкого чая, который она подсластила парой кусков рафинада, с наслаждением вонзая зубы в пирожок. С картошкой, как оказалось.

– Говоришь, баб не было, а еда домашняя, – прожевав кусок теста, сказала Таисия, глядя на Чалого.

– Это Борзый решил без баб обойтись, а я в монахи не записывался. Есть тут неподалёку одна деревенька, наведываюсь туда время от времени.

– Сам он где сейчас? – пытливо посмотрела в глаза Чалого, будто взглядом могла заставить его сказать правду.

– Да здесь он, здесь… Чего распереживалась-то так? Ешь давай, зелёная какая-то совсем.

Тася провела рукой по лицу – тошнота уже прошла, но ставшая привычной утренняя слабость давала о себе знать: иногда перед глазами начинали мельтешить мелкие чёрные точки и немного кружилась голова. Она надеялась, что крепкий чёрный чай с сахаром придаст ей хотя бы немного сил.

– Артём сейчас где? – повторила она вопрос.

– Зачем он тебе? Он сейчас никого видеть не хочет.

– Какая разница? Хочет не хочет… Нужно увидеть его – и всё.

– А я тебе говорю, оставь его в покое. Ни с кем не разговаривает, как дёрнул из столицы. На меня выматерился пару раз, и всё. Так что не лезь на рожон.

– Тебя спросить забыла, – усмехнулась Тася.

– Вот именно – забыла, – сказал, как отрезал, Чалый без тени малейшей улыбки на лице. И немного помолчав, добавил, – на озерце он неподалёку. Но соваться я к нему не советую – хуже только себе сделаешь.

– Что, пьёт?

– Ха, краля… Если бы пил. Не пьёт, рыбу ловит. Встаёт ни свет ни заря – и целый день там торчит. Поймает рыбу здоровенную, блядь, и отпустит. Тьфу, смотреть тошно.

Чалый сплюнул в густую траву, росшую рядом со скамьёй, и усмехнулся.

– Спасибо за чай. Куда идти-то? – отодвинула от себя наполовину опустевшую жестяную кружку с крепким чаем, вставая из-за стола.

– Упёртая, да? Вот мне бы на таких баб красивых везло и на рыбалку, эх… А может в лесок свернём?