Срубить Крест

В сиянии юпитеров меч, как пропеллер, описал в моих руках вертикальный круг. Все смотрели на меня выжидательно — никто не обратил внимания на лёгкий удар и на то, что перед моими ботинками на верстаке появилась откуда-то поперечная черта.

— Ну и что? — спросил кто-то недоумённо. Тогда я засмеялся и спрыгнул на пол, и от этого толчка разрубленный мною верстак развалился на две части.

Глава 5. Меня приглашают в Дом Без Окон

За последнюю неделю я несколько раз встречался с Ганелоной — надо было обсудить множество деталей, получить от неё документы на право посещения Изумрудной, потренироваться в языке (их Единый звучал для нас архаично, и мне пришлось ночей пять провести с гипнопедом), разузнать о ритуале рыцарских схваток. Кроме того, я должен был пройти курс прививок и сдать зачёт по самопомощи, обязательный перед посещением других планет. С удивлением я узнал, что на Изумрудной существует денежная система. Об этой непременной особенности первобытных цивилизаций я совершенно позабыл, с деньгами обращаться не умел.

— Не смущайтесь, Алексей, — подбадривала меня Ганелона, — я снабжу вас достаточной суммой, и, кроме того, вы сможете обратиться там к верным людям — я расскажу, как это сделать. Да, кстати, вы не будете возражать, если я дам вам провожатого? — И она показала на робота. — Он просто напичкан разнообразнейшими сведениями об Изумрудной.

Тот вежливо наклонил голову и сказал:

— Я буду польщён, если сумею оказаться вам полезным.

— А что вы умеете? — спросил я с сомнением.

— О, не беспокойтесь. Я сделан надёжно и с расчётом на самые неожиданные ситуации. Я сильнее любого человека, не нуждаюсь в еде, питье и атмосфере, хорошо вооружён, имею радиосвязь, знаю приёмы первой помощи, разбираюсь в технике, умею производить многие ремонтные работы, могу служить транспортным средством. Энергией заряжен на полтора года. Кроме того, я ничего не забываю, никогда не сплю, вижу в темноте могу служить переводчиком с сорока языков, а также расчётчиком, справочником по основным разделам науки и техники…

— Довольно, довольно, — замахал я руками. — Вы меня убедили. Буду рад иметь такого спутника. Но только скажите, пожалуйста, как я должен вас называть? У вас есть какое-нибудь имя, номер или позывные?

— Называйте меня Петровичем, — сказал робот. — Мы, роботы, все считаем себя сыновьями нашего изобретателя, Петра Ивановича Федосеева, и любим, когда нас называют Петровичами.

— Так вы и любить умеете, Петрович? — не удержался я от вопроса.

— Да, умеем, — серьёзно ответил тот. — В тех пределах, которые доступны высшим машинам.

— Ну-ну, — пробормотал я. — Значит, будем знакомы. Зовите меня Алексеем. И предлагаю перейти на «ты». Я протянул ему руку.

— Согласен, Алексей, — ответил тот.

Мы обменялись рукопожатием.

Я впервые в жизни пожимал руку роботу и очень удивился, что она оказалась самая обыкновенная — может быть, лишь чуть более твёрдая, чем у меня. По моим представлениям, рука механического существа должна была напоминать клещи.

— Петрович, а ты действительно очень сильный? — спросил я.

Робот взял стоящую у камина кочергу.

— Ты сможешь её сломать? — спросил он.

Кочерга была отштампована в высокочастотном поле из терилакса, и сломать её не смог бы и слон. Вот если ударить по ней Эскалибуром…

Тут у меня от удивления глаза полезли на лоб: робот разжал кулак — и на пол упали две половинки кочерги. Я только развёл руками.

— Да, Петрович, с тобой будет не страшно в любых переделках, — сказал я серьёзно. — А вам, Ганелона, я сделаю другую кочергу — из настоящего железа.

— Я буду этому очень рада, — улыбнулась принцесса, вскидывая на меня свои огромные глаза. Взмах её ресниц напоминал трепетанье крыльев бабочки.

Когда она заглянула мне в глаза, меня словно жаром обдало. Чтобы не выдать себя, я наклонился, чтобы собрать остатки кочерги.

Нет, до чего же она похожа на Тину!

Вечером мы с бабусей распивали чаи. На столе пел самовар — правда, не старинный, с огнём и дымом, а стилизованный, аккумуляторный. Бабушка дула на блюдце и косила глаза на какую-то очень древнюю и дряхлую книгу, время от времени осторожно перелистывая жёлтые страницы.

— Что ты читаешь? — спросил я.

— О, это замечательная книга. Я разыскивала её лет сорок и вот с трудом нашла в одной частной коллекции. Это Книга Молоховец, — с гордостью возвестила она. — Слышал?

— Конечно, конечно, — с энтузиазмом ответил я. — Как же можно не слышать! Книга Бытия, Книга Экклезиаст и Книга Молоховец — это же основа человеческой культуры! — И я продекламировал:

Всему свой час, и время всякому делу под небесами:

Время родиться и время умирать,

Время насаждать и время вырывать насажденья,

Время убивать и время исцелять…

— Ну вот, понесло тебя, — пробурчала бабушка, отрываясь от книги. — Если не знаешь, то так и скажи.