– Ник, прошу тебя, скажи только одно: ты и правда его не знаешь?
– Клянусь, – выдавил я, собрав все свои силы. И снова вырубился.
2. E
Снова пришел в себя я уже в больнице. Небольшая комнатка, ширма, за которой какие-то голоса. Я напряг слух, но уловил только «интоксикация».
Где же и что мне подмешали? Как такое могло случиться? А главное – зачем? То есть, неправильно я вопрос сформулировал, «зачем» – в принципе понятно, это очень грамотный ход: подставить меня под преступление и убрать с предвыборной дороги. Но как? Как смогли такое сделать, когда успели сориентироваться – я ведь приехал в Гастайн только вчера утром. Заселился в скромный отельчик, не увидел ни одного знакомого лица, отдохнул, погулял, поспал – даже не общался ни с кем. Специально уезжал из Вены, чтобы побыть одному, отдохнуть, расслабиться. Расслабился…И как теперь доказать, что я не педофил и не наркоман?
Радует только то, что мальчика успели спасти: то ли просчитались мои злопыхатели, а я слишком рано пришел в себя и вызвал спасателей, то ли они рассчитывали, что я не буду «светиться» перед полицией, а просто выброшу мальчика из своего номера подальше, чтобы он благополучно скончался без помощи? А я вызвал врачей. Не подумал про огласку, не побоялся. Да, в этом они просчитались.
Интересно, а сам мальчик какую роль играл во всем? Что он расскажет, когда придет в себя? Может быть, хотя бы он прольет свет на это странное дельце?
Я поднапрягся и сел. Голова еще шумела, но терпимо. В больничной пижаме, конечно, не хочется показываться перед господами полицейскими, но просто лежать и ждать, когда меня обвинят в чем-нибудь новом – слишком уж… небезопасно для моей нервной системы.
Я встал, держась за кровать. Постоял, проверяя себя на устойчивость, осмотрелся. Мда, видок не слишком серьезный: меня нарядили в больничную рубашку, не выдав штаны. Видимо, специально, чтобы опасный подозреваемый, то есть я, не сбежал, постеснялся сверкающей в разрез пижамы голой зад… ну, в общем, понятно, чего.
Пришлось лечь обратно – так хотя бы иллюзия приличности сохранялась, если прикрыть голые ноги одеялом.
Я лежал и пытался заставить себя размышлять. Но странное дело: обычно вся информация в моей голове выстраивалась в стройную схему за каких-нибудь пять минут, и я понимал, где пробелы, что искать, о чем спрашивать и кого. А сейчас… голова напоминала пустой котел, в котором плавали какие-то обрывки мыслей. И собрать эти обрывки воедино я не мог, как ни пытался.
Отчаявшись хотя бы что-то вспомнить и разобраться, я начал было дремать, но ширмочка отодвинулась, и на стул у моей кровати уселся Олли. Он выглядел вполне довольным, и я немного воспрял духом.
– Привет, Ник. Выглядишь уже получше! Я тут как следует напряг Зигги… ну, инспектора Зигера.
– Кого-кого?
– Ты с ним разговаривал вчера.
– Вчера?…
– Дружище, ты проспал половину вчерашнего дня и ночь. Сегодня уже пятница.
– О, черт…
Олли с беспокойством покосился на меня.
– Эй, Ники, мне не нравятся твои провалы в памяти.
– Знал бы ты, как они МНЕ не нравятся… так что Зигги?
– Ах, да… он – как ты понимаешь, с видом, что оказывает мне великую услугу! – зашел в бар, где ты пил кофе. Нам повезло, над стойкой висит камера, и мы посмотрели позавчерашний вечер. К тебе подсел какой-то мужчина…
Я вскинулся.
– Какой мужчина? Не этот мальчик?
– Нет. Какой-то неприметный мужчина средних лет. В очках. Шарфиком замотан по самый нос. И что самое смешное, он бросил тебе в кофе таблетку. Ты не видел, таращился в экран телевизора над баром, как завороженный. А потом ты сидел, смотрел на него, как кролик на удава, а он тебе что-то говорил, говорил, говорил… и вы вместе ушли.
– Я ушел сам? – я напряженно слушал, пытаясь вспомнить хотя бы что-то, но темнота в памяти была по-прежнему вязкой.
– Да, сам, но как-то… нетвердо. Зигги сразу насторожился, так что теперь хотя бы ясно, что ты не обманывал его.
– Ну, ты-то знал, что я не обманывал?
Олли отвел глаза.
– Понимаешь, Ник… я давно тебя знаю, да. Но этот мальчик… выглядит все так, что на секунду даже я усомнился.
Мне показалось, что меня окатили ледяной водой.
– Ах вот как…
– Не обижайся. Понимаешь, я не знаю, как это возможно, но… в общем, судя по простыням, ты действительно с ним… спал.
Я замер с открытым ртом.
– Как это?
– Вот так. Эксперты сказали, что там и твоя, и его сперма, уж прости за подробности. И в нем… внутри… ну, в общем, ты понимаешь.
Я привстал, откинув одеяло, чтобы немедленно куда-то сбежать, но тут же спохватился и спрятался обратно.
– Олли, но этого не может быть. Анализы же показали, что я был под какими-то препаратами. Я должен был отрубиться. Как? Как я мог…? Без сознания…?
– Я не знаю, Ники. Но это факт. Ты с ним спал.
Я обхватил руками голову.
– Я ничего не понимаю. Этого не может быть. Понимаешь, я… у меня бы не получилось. Он же мальчик. Я бы не смог. Ты понимаешь, о чем я?
– Понимаю. Но есть улики. Не мне тебе об этом рассказывать. Для суда этого достаточно.
– А что мальчик, кстати? Пришел в себя?