Срываясь в гибельные дали

Мы не могли добраться до кислородных масок, потому что дверь в отсек снаряжения заклинило (закон подлости во всей красе). У нас оставался единственный аварийный комплект на четырёх человек - баллон с дыхательной смесью, соединённый с дохленьким регенератором на основе активированного угля и десяток сменных картриджей для него.

Мы дышали чистым воздухом, передавая баллон по кругу и чрезвычайно экономно (на каждого выпадало два глубоких вдоха через два стандартных часа). Остальное время мы лежали, прижимая к носам мокрые носовые платки. Воды нам хватило бы на неделю, мы тратили её крайне бережно. Еда, калорийное витаминизированное питание, в тюбиках, банках, вакуумных упаковках. Плюс бонус — литровая бутылка фруктового сока. Мне достался микст: яблоко и абрикос с мякотью. Стандартный сухой паёк, чтобы утолить неожиданно возникший голод. Если ужаться и умно его распределить, то можно продержаться дней десять-четырнадцать, а то и все двадцать. Правда, следует учитывать, что вода закончиться намного раньше.

Нас нашли по едва заметному энергетическому фону, призрачной исчезающей ауре, излучаемой оставшимися активными энергонакопителями вездехода. Спасатели воспользовались недавно запущенным в серийное производство поисковым инструментом, могущим выявлять и локализовывать следы искусственных энергетических аномалий. Извлекли из вонючей могилы и переправили на медицинский транспорт, пристыкованный к винджаммеру "Карл Густав Оппенштайнер" ССЭв (Службы Спасения и Эвакуации) УРК, где добрые врачи и предупредительные медсёстры приняли выживших героев в заботливые руки, окружили добротой и вниманием, отмыли антисептиками, вправили сломанные и вывихнутые конечности, обработали рваные раны, ссадины и кровоподтёки, напоили успокоительным, накачали лекарствами, вкатили снотворное и уложили спящих в белоснежные стерильные боксы.

Наша с ним встреча была тихой и не запоминающейся. Никаких внезапных столкновений нос к носу; никаких восклицаний, типа: "Здорово, брат!", или "Не думал тебя здесь увидеть!", или "Какими судьбами!"; никаких объятий, похлопываний по спине; никакого смеха и радостного ржания; никаких ностальгических: "А помнишь?!". Он вошёл, стараясь меньше шуметь, накинул висящий на вешалке у входа белый халат (для посетителей), придвинул к кровати стул.

- Привет, Тарханов, - сказал он, протягивая ладонь, - Узнал?

- Отчего же, - сказал я, в ответ протягивая свою, - узнал. Привет, Артёмин.

- Лежишь, - полуутвердительно, полувопросительно сказал он.

- Отдыхаю, - подтвердил я.

- Скоро выпишут? - спросил он, но по его лицу было видно, что задаёт он этот вопрос чисто из вежливости.

- Обещаются, - сказал я, - долго не задерживать. Подай-ка мне вон тот пульт, на столике.

- Возьми, пожалуйста, - сказал Артёмин, передавая мне бежевую прямоугольную коробочку.

- Благодарю, - я до упора поднял спинку кровати и поправил сползшую к пояснице подушку, - так гораздо лучше. Откуда эти китайские церемонии, Артёмин? Спасибо, пожалуйста... Помнится, раньше ты был гораздо грубее. Нахальным и беззастенчивым. Что с тобой случились, а, Артёмин?

- Чёрт его разберёт, Тарханов, - серьёзно сказал Артёмин, - Поумнел, наверное.

- Поумнел, постарел, - насмешливо сказал я, - Какие наши годы? Артёмин!

- Какие есть, всё наше, - дёрнул щекой Артёмин, - одиннадцать с половиной лет прошло. Ты давно на Земле не был?

- Год и пять месяцев. А ты?

- Дай вспомнить, - Артёмин принялся загибать пальцы. - Давненько, получается. Больше девяти лет. Как там, вообще?

- Там? А что там? Там хорошо, Артёмин, - сказал я. - Хорошо там вообще, и прекрасно там в частности. Странные ты вопросы задаёшь, Артёмин. Слетал бы сам, посмотрел. Родных бы повидал, в море искупался, соловьёв бы до рассвета с девушками послушал. Соловьи у нас знатные, Артёмин. Поют, что твой Козловский, заслушаешься.

- Соловьи, соловьи, - невпопад повторил Артёмин, - соловьи, оно, да... Заливаются... Ты не подумай, Тарханов, что я пень бездушный, увидел твою фамилию в списках и припёрся сразу же проблемами нагружать... Друзьями, помнится, мы с тобой не были...

- Верно, Артёмин, не были. Скорее, знакомцами. Через Витю Полуярцева.

- Витёк, точно, - оживился Артёмин. - Кстати, что с ним?

- С ним всё нормально. Витя на Камчатке, заведует природоохранным заповедником. Хотя, между нами говоря, Артёмин, Планета и без этих резерваций стала похожа на заповедник. Самый большой заповедник в Солнечной Системе. Отчего я не представляю, зачем и для кого Витя продолжает заведовать. Наверное, ему нравится руководить. Кроме того, он примерный семьянин. У него жена и трое детей. А у тебя кто-нибудь есть, Артёмин? И что ты делал последние одиннадцать лет?

- Кто? - удивлённо переспросил Артёмин, - А, ты о женщинах?! У меня, Тарханов, никого нет.

- Я так и думал.

- Ты оказался прав, - Артёмин снова дёрнул щекой. - наверное, я был слишком занят, чтобы жениться. Чем я занимался? Разными вещами. Помаленьку тут, помаленьку там. Это ответ на твой второй вопрос, Тарханов.