С экономической точки зрения этот интерес был вполне оправдан. Сельскохозяйственные и промышленные интересы, сложившиеся в государстве к 1870 году, настойчиво требовали новых рынков, на которых можно было бы реализовывать излишки американского производства. Сенатор Альберт Т. Беверидж признавал: «Мы производим больше, чем можем потребить. Следовательно, необходимо искать новые рынки для нашей продукции, новое приложение для наших капиталов и новое поле деятельности для наших рабочих рук». В противном случае нацию ожидали неизбежное перепроизводство, обвал цен, рост безработицы и непрекращающиеся паники. Внутренний рынок был и оставался главным потребителем, но зарубежная торговля могла стать хорошим подспорьем в периоды кризисов. Если учесть, что европейские государства надежно защищали свою экономику от вторжения извне, то становится понятным интерес, который Соединенные Штаты проявляли к южным и западным государствам. В начале XX века им удалось значительно укрепить торговые связи с этими странами. Так, объем американского экспорта в Великобританию за период 1900–1920 годов вырос в три раза, но тот же показатель применительно к Китаю за аналогичный период подскочил в десять раз, а к Кубе – почти в двадцать раз.
Если говорить о внутриполитической ситуации, здесь все понятно. Увеличение числа потребителей американских товаров помогало обуздать радикальные настроения в стране. Потерявшие работу рабочие и погрязшие в долгах фермеры представляли собой взрывоопасную смесь, грозившую воспламениться всякий раз, как государство погружалось в пучину кризиса. Если бы удалось удерживать всех этих людей возле станков и плугов – так, чтобы результаты их труда гарантированно продавались, – то, пожалуй, можно было бы рассчитывать на оздоровление экономического, а как следствие, и политического климата в стране. Недаром Джеймс Г. Блэйн, занимавший пост госсекретаря при президенте Бенджамине Гаррисоне, выражал надежду, что это решило бы все проблемы, ибо «причины для стачек – со всем неизбежно сопутствующим им злом – исчезли бы сами по себе». Торговая экспансия за рубеж помогала достичь гармонии дома.
В стратегическом плане Соединенные Штаты были вполне готовы не только захватить, но и полностью
Тезис о превосходстве белой расы также оправдывал активную позицию Соединенных Штатов на мировой арене. Причем в начале XX века он получил неожиданное «научное» подтверждение благодаря эволюционной теории Дарвина. По замечанию дипломата Джона Баррета, «правило, согласно которому выживают наиболее приспособленные виды, применимо не только к миру животных, но и к международным отношениям». Распространяя принципы естественного отбора на человеческую историю, социальные дарвинисты предсказывали победу доминантной белой расы над представителями цветных народов. Невежественные и ленивые нации нуждаются в направляющем руководстве цивилизованной расы; без него они не могут развиваться. Профессор Джон У. Берджесс утверждал, что «человеческое право неприменимо на стадии варварства». И кто же лучше приспособлен для роли лидеров, вопрошал сенатор Беверидж, чем англосаксы – народ, которому сам Господь предназначил «быть организаторами мира, нести порядок и систему туда, где царит хаос»?