США: от колоний к государству

Другую точку зрения отстаивал Франклин. Тот придерживался однопалатного парламента, выборы в который производятся на основе пропорционального представительства. То есть в одном случае предлагалась президентская республика, в другом — парламентская. Надо сказать, что в конечном итоге победила концепция Мэдиссона, хотя и с обширными поправками. Эта концепция вызвала резкое неприятие у представителей Новой Англии, которые в пику Мэдиссону предоставили «план Нью-Джерси», где предлагалось расширить полномочия исполнительной власти лишь в сфере финансов и торговли. И все же «план Нью-Джерси» был отвергнут.

Джеймс Мэдиссон — один из главных разработчиков Конституции США.

В результате появилась классическая пирамида — президент (исполнительная власть), двухпалатный Парламент (Сенат и Конгресс — законодательная власть) и Верховный Суд (соответственно, судебная власть). Новая система была настолько очевидно подчинена интересам крупных собственников, что французский поверенный в делах Отто считал, что по своему типу она приближается к «выборной аристократии или смешанной монархии». Глава исполнительной власти — избираемый сроком на 4 года президент — был наделен такими широкими полномочиями, что впоследствии об американской системе правления стали говорить как об «имперском президентстве».

Конституция предоставляла президенту право утверждать решения конгресса и отклонять их (право вето) в случае, если при повторном рассмотрении конгресс не подтверждал своего первоначального решения 2/3 голосов. Президент являлся верховным главнокомандующим, имел право помиловать, заключать договоры с иностранными державами, назначать членов кабинета, высших дипломатических представителей, а также членов Верховного суда. Однако и заключенные им договоры, и назначения должностных лиц могли приобрести силу только после их одобрения конгрессом. Кроме того, президент ежегодно обязан был представлять конгрессу отчет о положении дел в стране.

И тут некоторые читатели возмущенно спросят: а как же идеалы революции? Ведь вроде как воевали за отказ от диктата сверху, за свободную торговлю, за отсутствие судов, президентов, армии, полиции и т.д. Не есть ли это предательство «идеалов революции»?

Здесь стоит отвлечься и заглянуть немного назад, в предреволюционный 1773 год. Тогда бостонские «сыны свободы» (тайная организация при Бостонском муниципалитете) предложили отказаться от английских товаров и объявить бойкот всему английскому. Но  все остальные коммерсанты других городов просто послали их куда подальше.

Потом разочарованный Самуэль Адамс писал, что «революция в Америке к большому сожалению может опираться только на простых людей». Он конечно не объяснил почему, вернее не так — он говорил прекрасные слова о патриотизме и любви к родине, однако главного он не сказал — в мятеже надо опираться на безграмотную бедноту, которой легко запудрить мозги, и которой нечего терять, но можно много пообещать. По сути все красивые слова о том, что после революции «все возьмем и поделим», что каждому революционеру по плантации с рабами, блэк-джеком и женщинами легкого поведения — это всего лишь предвыборные обещания, цена которым — копейка в базарный день. Отличие США от всего остального мира — что они действительно пытались строить государство без государственных органов, целых четыре года, и в результате оказались в шаге от развала и расчленения страны.

В качестве высшей судебной инстанции конституция учредила Верховный суд, члены которого избирались пожизненно. В глазах консервативно настроенных делегатов конвента это придавало ему особую силу, укрепляло его независимость. Верховный суд был вправе отменить любой закон, решение конгресса или договор, признав их неконституционными. Его заключение являлось окончательным, и ранее принятые решения теряли силу.

Заседание Конвента, дебаты.

Дальнейшие дебаты касались избирательного права. Примечательны слова депутата от Коннектикута Шермана (кстати, именно Шерман предложил компромиссный вариант Конституции, который устроил всех): «Народ должен как можно меньше касаться дел правительства». Речь пошла ни больше, не меньше — об урезании избирательных прав населения. Гамильтон прямо говорил: «Говорят, что глас народа — глас божий. Но сколько бы это ни повторяли, сколько бы в это ни верили, на самом деле положение обстоит иначе. Народ возбудим и непостоянен, редко способен трезво рассуждать и верно решать».