США после второй мировой войны: 1945 – 1971

Утверждения либералов, будто в Соединенных Штатах существует свобода слова, — это только претензии, тогда как власть полиции над конституционными правами — это реальный факт. В американском обществе после второй мировой войны с его сложными и дорогостоящими формами коммуникаций свобода слова приобретает серьезный экономический характер. Резонно не только спрашивать, пользуетесь ли вы свободой слова, но и в какой степени вы ею пользуетесь, как слышен ваш голос и сколько людей могут его услышать? Право человека свободно высказываться ограничивается его доходом и политическим весом. Какой-нибудь радикал может использовать ящик из-под мыла и обратиться с речью к сотне людей в парке. Кто-нибудь еще может взять на прокат систему громкоговорителей, и его голос дойдет до нескольких тысяч людей. Корпорация может купить лучшее время на телевидении, и в один вечер ее услышат десять миллионов зрителей. Тому, кто захочет критиковать президента, придется истратить чуть не все свои средства, чтобы купить минуту телевизионного времени, президент же может, когда ему захочется, занять все главные каналы телевидения, говорить, сколько пожелает, и ему будут внимать 50 млн. человек. Инакомыслящие могут издавать свои крохотные журналы и газеты. Но те, кто владеет журналами «Тайм», «Йьюсуик», «Макколлс» или «Ридерс дайджест», газетами «Нью-Йорк тайме» или «Лос-Анджелес тайме», имеют свободу выражения своих взглядов в совсем иных, огромных масштабах.

Теоретическая свобода слова ограничивается и другими фактами реальной действительности. Те, кто работает в конторе, на фабрике, учится в университете, боятся, что, если они скажут не то, от них могут избавиться. В декларируемой Америке, просторной и вольной, люди могут говорить все, что захотят, но в ее реальных ячейках, там, где американцы живут, работают или учатся, по существу, больше тирании, чем демократии. В школе всеми командует учитель, на работе — хозяин, дома — родители, в зале суда — судья.

Увольнение Джонатана Козола, молодого школьного учителя из Бостона, может служить убедительным примером того, как власти контролируют живое слово, Козол, автор книги «Ранняя смерть» о бостонской школьной системе, однажды прочел своим ученикам стихотворение Лэнгстона Хьюза «Баллада о домохозяине». В нем говорилось:

Домохозяин,
Моя крыша протекает,
Помните, я вам об этом говорил Еще на прошлой неделе?..
Десять долларов, говорите, я должен вам?
За мной десять долларов?
Так нет же, не отдам я их вам,
Пока не почините крышу…
Полиция! Полиция!
Скорей сюда, хватай этого человека!
Он замахивается на власть,
Он хочет устроить переворот…
Полицейский участок.
Камера за железной решеткой.
Заголовки в газете:
ЧЕЛОВЕК УГРОЖАЕТ ДОМОВЛАДЕЛЬЦУ
ЖИЛЬЦУ НЕЧЕМ УПЛАТИТЬ ЗАЛОГ
СУДЬЯ ЗАКЛЮЧАЕТ НЕГРА НА ТРИ МЕСЯЦА В ТЮРЬМУ

Козола уволили с работы постановлением школьного комитета, указавшего в своей докладной записке следующее: «Был установлен тот факт, что мистер Козол читал стихотворение «Баллада о домохозяине» своему классу, а потом раздал ученикам копии, отпечатанные на мимеографе, чтобы они выучили его дома наизусть».

1-я поправка к конституции США дает гражданам право «мирно собираться и обращаться к правительству с петициями о прекращении злоупотреблений». Из всех конституционных прав это — самое хрупкое, суды могут интерпретировать его двояким образом, а полиция — и это самое важное — нарушает его изо дня в день. Вместе с тем право на собрания является, может быть, и самым важным, потому что оно вырастает в политическую проблему всякий раз, когда гражданам бывает необходимо употребить свою силу и свое влияние, чтобы воспротивиться злоупотреблениям правительства. Со свободой слова и свободой печати система еще может как-то мириться, поскольку сами собой они не ведут к организованным движениям, которые могут представить угрозу для статус-кво. Такие движения требуют совместных действий. Без свободы собраний граждане не смогут когда надо оказать сопротивление властям, накопить и поддерживать в себе силы, необходимые для осуществления политических перемен, вследствие чего эта свобода является, по-видимому, самым существенным из всех конституционных прав.