США. PRO ET CONTRA. Глазами русских американцев

Коли искусство я ставлю выше жизни, то что было в действительности, а что на самом деле, не имеет значения. Нужна ли писателю правда, кою алчет и добивается всю жизнь напролет Аноним Пилигримов, да так и помрет в сомнениях? Зато моя жизнь без этих мук и сомнений бессодержательна, ты права, ища им объяснение: «Значит, для чего-то тебе это нужно». Еще как нужно! В смысле, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно? Нужна ли мне эта правда на смертном одре — моем, а тем более — ужас! ужас! ужас! — твоем? Умоляю, молю тебя, Лена, не признавайся ни в чем, как я тебя ни выспрашиваю и ни допрашиваю! Даже если есть в чем, а тем более, если не в чем! Молчи, скрывайся и таись, да простит меня Тютчев за искажение, а на самом деле улучшение его стиха. Если даже в детективе разгадка всегда разочаровывает — фокус-покус на месте метафизической, пусть и физической, сакраментальной тайны.

Да пошел ты, Аноним Пилигримов Хочу Всё Знать, со всеми своими заморочками! Не тронь мою девочку Лену Клепикову, м-р Хайд-Аноним Пилигримов! Мне не нужна ни скромница, ни скоромница, а какая ты есть — таинственная, неразгаданная. Не я тебя создал, как Пигмалион Галатею, да и той в лом, вот и взбунтовалась. Ты — тем более — сама по себе. Не я тебя создал, а ты — меня, как я Анонима Пилигримова: пусть гендерная подмена — ты мой Пигмалион, я твоя Галатея. А я тебя не создал, а назначил — писателем, музой, любимой, целой, белой и пушистой. В чем-то соответствовала, а в чем-то — нет, да и не от тебя одной зависело, какой тебе быть и какая ты есть, а Аноним Пилигримов удивлялся прорехам и несоответствиям. Симулякр — копия с оригинала, которого не существует. То есть существует, но только в моем воображении, а воображение правит миром, заключил Наполеон, исходя из своего опыта. Ему удалось материализовать свои фантазии, но карточный домик его фантазийной империи рухнул, погребя его под собой, зато пенис, его тайный вожатый, был заспиртован и сохранен навсегда. А мой карточный дворец по имени Лена Клепикова все еще стоит, колеблемый любым дуновением, что тот тростник либо Эолова арфа. Never Never Land. Я назначил тебя моей женщиной, а ты — ни в какую. Невыполненное — нет, невыполнимое! — обещание, которое ты никогда мне не давала, ну и что с того? Невосполнимая потеря? Так ли уж это важно теперь — какая ты на самом деле? Какая есть, такую люблю. А какую любил? Какой полюбил? Какой вообразил? Какую назначил? Ревность под ручку с отчаянием, будь прокляты оба!

Вот так и брожу всю жизнь по лабиринту своей жизни, не находя и не ища выхода. А зачем? Это мой дом, я сам его воздвиг по лекалам моей души, другой — без надобности. Драйв, сюжет, интрига моей путаной жизни. Без этого напряга и жизнь не в жизнь!

Господи! Не сделай меня похожим на Анонима Пилигримова! Дай мне силы отличить себя от него.

Конец безумной исповеди Анонима Пилигримова

Автопортрет в траурной рамке. Некрофильские игры с цитатами

RIP — to myself

Я уже насытился жизнью.

1000 и одна ночь

А не пора ли Анониму Пилигримову пришпорить Пегаса и вертануть этого капризного конягу назад в нью-йоркскую конюшню, чтобы все новые замыслы, мысли, сюжеты и драйвы перенести с бумаги в скучающий дома в одиночестве комп? Вот беда: поклонник Владимира Соловьева прислал Анониму Пилигримову в подарок лэптоп — наколенник, а мы с моим авторским персонажем и alter ego не успели его освоить. Вот и возвращаемся домой, а на мачтах нашей старенькой «мазды» пузырятся паруса, от похоти ветров беременея. Никаких к обоим авторам претензий за пикантный образ и за mixed metaphor — спрос с Великого Барда, цитирую «Сон в летнюю ночь».

С другой стороны, хорошо. Я про это компьютерное воздержание. Сколько мы оба-два — Аноним и Владимир — скопили за это время энергии, чтобы излить ее по приезде в чрево одного на нас двоих компа. Не уподобились ли мы участникам велопробега Le Tour de France, у которых полгода перед ним табу на секс, а уж если совсем невтерпеж, то без оргазма — дабы излить фонтан скопленной спермы на финишной прямой? Это уже не Шекспир, а Соловьев с Пилигримовым, но под его очевидным влиянием.