— Хорошо, попробуем вот что. Сейчас я расскажу одну историю, не известную ни Борису, ни Дмитрию. Наблюдайте их реакцию. Если внешне она будет слабой, фиксируйте ее непосредственно в их сознании. Так вот, по нашим понятиям, разумное существо, выслушав такой рассказ, должно испытать явно выраженное положительное переживание. Не испытавший такового считался бы ущербным, неполноценным, больным.
— Я готов, — голос Нуса выражал нетерпение. — Убежден, что испытаю крайнюю степень положительного переживания. В противном случае ваше понимание разумного абсурдно, ибо, как уже было показано, я — величайший ум всех времен и пространств.
— Что ж, слушайте. — Евгений откашлялся. — Один хашурец стучится к своему соседу и кричит:
— Сосед! Ты дома?
— Нету меня, нету! — отвечает голос из-за двери.
— Как это нету, когда на крыльце стоят твои галоши?
— А у меня две пары.
Дмитрий улыбнулся. Борис издал короткий смешок.
Наступило долгое молчание.
— Хм, — сказал Нус.
— Что?
— Я действительно зарегистрировал положительные эмоции у слушателей. В то же время установить причину этого странного отклика мне не удалось. Насколько я понял, один из жителей селения Хашури вступил в речевой контакт с другим обитателем того же селения, чей дом находился в непосредственной близости от жилища первого, причем условия общения — закрытая дверь — исключали возможность зрительного восприятия друг друга участниками коммуникации. Когда второй стал отрицать свое присутствие, первый указал на несостоятельность такого отрицания, обратив внимание собеседника на тот факт, что принадлежащая второму повседневная обувь, предназначенная для ношения вне жилища в сырую погоду, обнаружена первым у порога дома, через закрытую дверь которого осуществлялось общение. В качестве контраргумента сосед выдвинул то обстоятельство, что он является владельцем еще одной пары подобной обуви, надев которую и смог покинуть дом.
— Ну да, он ушел в других галошах, — простонал Борис.
— Обращает на себя внимание, — продолжал Нус, — слабость в рассуждении первого: малозначительный факт наличия обуви заслонил собой принципиальный момент, связанный со звучанием соседского голоса, который, если судить по доступным мне вашим анатомо-физиологическим характеристикам, не может быть отделен от тела с той же легкостью, что и галоши. Все это свидетельствует о прискорбном состоянии умственного аппарата первого участника общения, да и второго тоже. Однако я не понимаю, чем объясняется столь необычное воздействие этого рассказа на эмоциональную сферу слушателей, принадлежащих к вашему виду.
— Ну вот, — сказал Дмитрий.
— Что и требовалось доказать, — добавил Дамианидис.
— Так-то, — подвел итог Борис. — А интеллект без чувства юмора — это, знаешь ли…
— Не согласен! У меня есть все основания остаться при своем убеждении. Вы просто не в состоянии постигнуть подлинные масштабы моей мудрости!
— Как-то один хашурец зажмурился сладко и говорит… — начал Евгений.
Все затихли.
— И говорит: «Судя по всему, у меня огромные запасы мозгов. Для того, чтобы ими пораскинуть, мне иногда требуется целая неделя!»
Борис и Дмитрий рассмеялись. Кивала приоткрыл рот, подождал немного и раздельно и старательно произнес:
— Хум, хум, хум.
Глава восьмая. ПРОФЕССОР ХИМИИ
Они медленно шли по вечерней дороге. Слева тянулось алое поле колючек, справа краснел верхушками влажный лес. Было тихо.
— Вы угадали, — покашливая говорил карлик, — я не Сейт-бала. Сейт-бала — моя вторая. А я — третья. Позвольте представиться: Сейт-гуна.
— Где же ваша вторая? — спросил Дмитрий.
— Сейт-бала удалился.
— А первая?
— Тоже.
— Вы когда-нибудь собираетесь вместе?
— Очень редко, что печально. Ведь тройственная встреча оставляет иллюзию наиболее полного воплощения в телесном мире.
— А, так вы признаете…
— Признаю что? — насторожился Сейт-гуна.
— Что вас тянет в телесный мир. Хочется ощущать звуки, запахи, тяжесть.
— Я этого не говорил, — возразил карлик. — Речь шла об иллюзии. Иллюзии не опасны. А телесный мир низмен и подл. Мы его презираем. Мы презираем вещи.
Солнце погасло в устье дороги, холодный ветер пробежал по синей опушке.
— Куда мы идем, однако?
— В маленький городок, некогда вертеп и рассадник мерзости, которому по иронии судьбы суждено было стать колыбелью великого движения единства и растворения.
— В какой же стадии мы его найдем — рассадника или колыбели?
— В промежуточной.
Городок встал перед ними внезапно. Карлик-вожатый свернул направо, потом метнулся влево мимо ветхой стены, ссыпался по каменным ступеням в колодец тусклого переулка и юркнул в провал полукруглой двери. Дмитрий едва поспевал. За дверью открылся душный звучащий мир. В синем, белом, зеленом свете суетились люди, бесформенное тело толпы занимало центр зала, пульсирующие отростки булькали по углам у стоек.
— Ночной отдых категорий. Зорийцев здесь не встретишь, — сказал Сейт-гуна, дотянувшись Дмитрию до уха.