Ссора с патриархом

Между тем надо было думать о том, чтобы привести дом в порядок, многое переделать в нем. Никогда еще не казался он ему таким лабиринтом, как теперь.

Ах этот «старый» маркиз! У него просто зуд был какой-то все переделывать и в городе, и в усадьбах! Строить и перестраивать было его главным занятием.

Как же уродлив этот массивный фасад с огромными воротами и тяжелыми консолями балконов в узком переулке среди невысоких домишек, где его и не рассмотреть даже! Как безобразен двор с колодцем посередине, хлевом с одной стороны, винным погребом с другой, дровяным сараем и сеновалом в глубине, так что вздумай кто-нибудь бросить туда зажженную спичку, сразу вспыхнет весь дом! А лестница! Темная, кривая, она только на то и годилась, чтобы люди тут ломали себе шею. Да и ненужная к тому же, потому что с противоположной стороны дома сюда можно было войти как на первый этаж и только потом, выглянув с балкона, обнаружить, что находишься на третьем этаже.

Маркиз уже набросал план предполагаемой перестройки. Но инженер, который, видимо, еще ни в чем не разобрался, хотел прежде всего убедиться в прочности несущих стен, сводов, в возможности осуществить все эти переделки.

— Понимаете, маркиз!..

Он говорил весомо, с видом человека, знающего свое дело и желающего, чтобы к его науке относились с уважением, говорил, поглаживая седые бакенбарды а-ля Франц-Иосиф [122], вертя шеей в просторном воротничке с длинными острыми концами, поправляя дымчатые очки с тесьмой, огромные круглые стекла которых казались черными дырами подо лбом. Слушая его придирчивые замечания, маркиз начинал вскипать:

— Смотрите, да смотрите же: убрав эту стену, разве мы не получим просторную комнату почти рядом со столовой?

— Но понимаете, маркиз, тогда мы не будем знать, из чего выкроить хороший коридор, куда выходили бы другие комнаты!

— Как? А это помещение?

— А! На бумаге все просто. Я же смотрю не на бумагу…

Дон Аквиланте, пришедший доложить маркизу о ходе одной тяжбы, услышал его крик еще в прихожей:

— Вы понимаете? Понимаете? Что я, дурак, по-вашему? Коридор вот здесь. Тут одна дверь, тут другая. Вот и получится небольшая комната перед гостиной. Понимаете вы наконец?

И, обращаясь к вошедшему дону Аквиланте, так же громко, словно не в силах сдержаться, закричал:

— Сегодня — никак. Завтра, послезавтра!

— Когда вам будет угодно, маркиз, — ответил дон Аквиланте, несколько растерявшись от такого приема.

Маркиз, словно не замечая присутствия адвоката, продолжал спорить, все больше раздражаясь из-за упрямства инженера, который повсюду находил трудности.

— Должен предупредить вас заранее, маркиз, я не хочу брать на себя ответственность.

И поглаживал бакенбарды.

Маркиз, продолжая защищать свой проект, захотел узнать мнение дона Аквиланте, который слушал его, сощурившись, привычным движением рук и живота подтягивая ослабевший пояс брюк, одобрительно кивая, но не произнося ни слова.

— Я прав?.. Как вы думаете? — вскричал под конец маркиз.

Он был полон живейшего нетерпения, как будто возражения инженера могли задержать работы и создать какие-нибудь препятствия для его новой жизни, началом которой должна была стать женитьба.

И спустя несколько дней дом уже был полон рабочих, сносивших перегородки, разбиравших плитки пола, ломавших своды, и парней, собиравших известковый мусор в кучи у входа, откуда его потом увозили на телегах, чтобы не загромождал дорогу, ведущую на площадку у замка.

Перепачканный больше, чем мастеровые, маркиз ходил по дому, отдавая распоряжения, орал как одержимый, если видел, что его не понимают, и выхватывал у рабочего лом, когда тот не решался действовать им из опасения, что на него обрушится кусок стены.

— Вот как надо, болван! Я, что ли, должен учить тебя твоему ремеслу?

И в ближайшее воскресенье, когда не на кого было кричать и нечем было заняться, ом обрадовался, когда двое мужчин, судя по виду, какие-то нездешние пастухи, попросили разрешения вручить ему письмо и поговорить с ним.

Распечатывая конверт, он окинул незнакомцев быстрым взглядом.

Одетые по-праздничному, в рубашки из толстого белоснежного полотна, белые жилеты из домотканой бумазеи, украшенные множеством перламутровых пуговичек, куртки из грубого черного сукна с узкими рукавами, из такой же ткани штаны до колен, из-под которых выглядывало исподнее, серые шерстяные чулки и остроносые башмаки из свиной кожи с кожаной шнуровкой, оба они, старый и молодой, похоже, оробели, оказавшись перед маркизом Роккавердина.

— В чем дело? Из письма неясно, — сказал маркиз.

— Ваша милость простит нашу дерзость… — заговорил старик. — Это вот сын мой!

— Рад за вас. Парень что надо!

— Спасибо, ваша милость! Мы решили, лучше сначала спросить разрешения у хозяина. Господ уважать надо. Мы никого не хотим обидеть… Если ваша милость разрешит…

— Объясните же, в чем дело…

Видно было, что им нелегко объяснить, потому что отец и сын переглянулись, призывая друг друга начать разговор.