СССР-2010

Вам…
может быть одна
из падающих звезд,
Может быть для вас,
прочь от этих слез,
От жизни над землей
принесет наш поцелуй
домой…
И может, на крови
вырастет тот дом,
Чистый для любви…
Может быть, потом
Наших падших душ
не коснется больше
зло…
Мне страшно никогда
так не будет уже,
Я – раненое сердце
на рваной душе.
Изломанная жизнь,
бесполезный сюжет.
Я так хочу забыть
свою смерть в парандже.
Лишь солнце да песок
жгут нам сапоги,
За короткий срок
мы смогли найти
Тысячи дорог,
сложенных с могил,
нам с них не сойти.
И может быть кому
не дадим своей руки,
Может потому,
что у нас внутри
Все осколки льда
не растопит ни одна
звезда.
Мне страшно никогда
так не будет уже.
Я – раненое сердце
на рваной душе.
Изломанная жизнь —
бесполезный сюжет.
Я так хочу забыть
свою смерть в парандже…

Это была единственная песня об Афганистане, которую я когда-либо пел. Афганских песен было много, существовало целое направление – песни об Афганистане, теперь, когда было можно, даже конкурсы проводились. Но я пел только эту.

В ней не говорилось о духах. В ней не говорилось о наших, о вертолетах, о засадах и горящих наливниках, о «стингерах» и перехваченных караванах. В ней говорилось о том, какими мы пришли оттуда. Изломанная жизнь, бесполезный сюжет. Раненое сердце, рваная душа. Из тех, кто там побывал – никто не вернулся таким же, каким туда уходил.

Я слышал от одного человека… еще в царской армии было такое понятие «инвалид». Оно обозначало не человека, у которого рук-ног нет, а участника боевых действий, по-нашему – ветерана. Каждый, кто участвовал, считался инвалидом.

И видимо, правильно считался.

Я положил микрофон на столик. Кто-то зааплодировал, потом еще один. Зря. Я не умею петь, честно…

Возвращаясь к столику, я увидел, что Николь уже не одна…

– Э, пацаны… – сказал я.

Гостей было двое. Ни одного я раньше не видел. Молодые.

– …место занято.

– Кто сказал?

– Я.

Я рассматривал их и не мог понять. На шпану не похожи. Но не играют, на самом деле наглые в предел. Кто они? Раньше никогда не видел.

Подоспел официант.

– Разбираться за ворота.

Один из нахалов согнул вилку и встал. Аккуратно подобрал курточку.

– Пошли…

Мы вышли на стоянку. Темнело, под ногами похрустывал щебень. Я уже нащупал в кармане связку ключей, там есть один ключ, самодельный, вроде как от гаража, длинный. На самом деле это японский куботан, палочка, которую использовали даже японские ниндзя. А круглая головка позволяет и взять удобно, а если перевернуть, то использовать его как небольшой кастет. Прилетает конкретно – проверено.

Мигнула фарами машина, из нее выбрались еще двое троглодитов. Итого четверо. Круто, но не для того, кто знает, что такое «долматовская шестерка»[83]. Четверо – в драке активно могут действовать двое, если навык есть, то трое. Может, и вообще драки не случится, одного-другого быстро и конкретно вырубить, остальные отвалят. Понятия у них крысиные. Повадки не лучше.

– Иди к машине, – негромко сказал я Николь по-английски просто, – отставай и иди.

– Че ты там вякнул?

Не американцы. Такое сыграть невозможно. На Востоке мы писали записки на блатном сленге, общались по рации на нем же – ни понять, о чем это мы, ни подделать душманы этого не могли. Если они и учили, то русский язык, а не блатной.

Я наметил себе рубеж – вон, там машина стояла, там можно эффективно защитить спину. Но получилось все еще проще.

– Э, братва!

Красная «Тойота» остановилась за спинами наглецов. С заднего сиденья торчал ствол «Фокстерьера»[84].

– Ну чо, фраера? Хвост подняли?[85] Ничо, ща опустим…

Разборка происходила совсем неподалеку, как раз за мостом. Отморозков было меньше, оружия у них не было, нашли обычные кастеты, арматурину, в их машине нашли еще примитивную венгерскую переделку. Такие могут при выстреле просто развалиться, потому что делаются из немецких газовых пистолетов, а те, в свою очередь, внешне напоминают боевые, но делаются в основном из пластика.

Отморозки стояли на коленях в свете фар. Жека вершил скорый суд, чувствуя себя хозяином положения.

– Кто старший? Кто старший, спрашиваю?!

Один из отморозков поднял голову.

– Ты? Кто такой, под кем ходишь?

– Ошмесовские мы… – сказал отморозок.

– Ошмесовский. А если я ща Дуле позвоню, он тебя признает?

– Ошмесовские… мы.

– Ты сам сюда пришел, или тебя Дуля послал?

…