СССР-2010

Но я ведь был куосовский. А КУОС – помимо прочего, учит здоровой наглости. Говорят, что некоторые преподаватели КУОС внаглую, по левым документам, отслужили в армиях стран НАТО – и вряд ли это совсем уж поклеп. В качестве учебных заданий нам поручали подорвать оборонный завод, или воинскую часть, или стратегический мост, а чтобы веселее было, давали ориентировки на сбежвших зэков. И ведь выполняли задания! В таком деле как раз без здоровой наглости не обойтись – если по кустам гаситься, найдут обязательно, ведь вас несколько человек, а их тысячи, тех, кто тебя ищет. Выкручивались, как могли – и на уголовных малинах жили, и честных вдов соблазняли. А как ты хочешь? Задание должно быть выполнено, а как именно – никого не интересует.

И потому я не стал прыгать в окно и лезть через забор. А внаглую вышел к гостям.

– В чем дело? – недовольно сказал я на отличном фарси. – Что вы здесь делаете?

Мне прилетело, но несильно, а слишком ретивых спецов остановил резкий оклик бригадира…

– Прошу прощения, Али… – ответил бригадир на том же языке[145], что и я, – но я вынужден воспользоваться этим домом. Происходит нечто непредвиденное…

– Что происходит? – нервно поинтересовался я. – Война?

Вопрос был более чем актуальный – граница в пяти минутах лета, и если война, то бомбы сюда посыплются с минуты на минуту. Возможно, атомные бомбы.

– Нет, не война…

В это время телохранитель-водитель бригадира помог выбраться из машины старцу с длинной, седой бородой. У него было несколько удлиненное, лошадиное лицо, нездоровая, желтого цвета кожа и глаза пророка.

– Шейх! – воскликнул я. – Вы привезли шейха, бригадир?!

– Тише! – осадил бригадир. – Нужно его спрятать. На время. Сюда идут русские…

Человек, который организовал взрывы в Ленинградском метро, сейчас находился в нескольких метрах от меня. Всего в нескольких метрах от меня.

Меня поразило, насколько он был высоким, он был выше меня, и это при том, что у меня рост – метр восемьдесят семь, значит, у него – не меньше, чем метр девяносто. В свете ламп стало ясно, насколько он нездоров: белки глаз желтые, а каждый, кто прошел Афганистан, знает, что это значит, кожа тоже желтая, сухая, борода седая, спутанная. Он передвигался с трудом, его поддерживала женщина – явно молодая.

Мы устроили шейха на первом этаже – как раз в то время, когда со стороны военной академии послышался шум. Я посмотрел на бригадира.

– Русские пришли за ним, Али, – подтвердил он, – это русские.

С…а. Кто-то продал. Скорее всего, в Джелалабаде. О другом не хочется и думать.

– Бригадир, вы помогаете шейху? – спросил я.

– Да, Али, помогаю. Наша страна погрязла в безверии, в воровстве. Только шариат спасет нас.

– Аллаху Акбар, – сказал я.

– Мухаммад расуль Аллах.

– Я посмотрю, что происходит.

– Только не выходи на улицу, Али. Тем более, солдаты все равно не пустят. На улице слишком опасно. Нам надо дожить до утра…

«Глок-17» с глушителем и лазерным прицелом был спрятан у меня в доме, это мое основное оружие. Я загнал в него длинный, на тридцать два патрона магазин и передернул затвор.

Аллаху Акбар, говоришь…

Одно из окон ground floor открывалось. Я медленно, стараясь не скрипнуть, не нашуметь, вылез из дома и оказался за спиной одного из солдат охраны. Он стоял спиной ко мне, я прицелился и выстрелил один раз по красной точке. Солдат упал вперед, автомат немного стукнулся об стену, но земля поглотила звук.

Я быстро перебежал вперед, на угол, прицелился с колена. Такого подарка от судьбы я даже не ожидал – все трое стояли у машины, курили. Как стояли, так и повалились, как сбитые кегли. Для питомца курсов в Балашихе это даже не задача… так, упражнение.

Схватил «МР5» убитого солдата, забросил его на спину, пусть будет, мало ли. Остались только четверо – сам бригадир, его водитель-телохранитель, шейх и его женщина, видимо, жена.

Если я пойду через дверь, они насторожатся, услышав, как открывается дверь. Выбора у меня не было.

Потому я забрался обратно в дом через то же окно. Прислушался. Было тихо, только радио – вместо песен давало шум помех…

С порога гостиной я открыл огонь.

Первым я застрелил водителя (в голову), потом женщину (тоже в голову, а вдруг это шахидка?!). Бригадир попытался выхватить пистолет, но не успел, я выстрелил ему в живот, и он упал с дивана, болезненно скорчившись. Я перевел пистолет на шейха Осаму.

– Ленинград, – сказал я по-русски.

Шейх спокойно смотрел в дуло моего пистолета, губы его шевелились – он читал молитву…

И я решил в него не стрелять. Нет, не буду стрелять.

Это слишком просто – пристрелить его как собаку, и уносить ноги. Слишком просто, а самое главное – не так, как должно быть. Нельзя так. Он – преступник. Убийца. Его надо доставить на территорию Советского Союза и там судить. Советским судом. Сессией Верховного суда, как Пауэрса[146]. Публично. По советским законам, потому что он убил советских граждан. И расстрелять тоже по закону.

Все по закону. И только по закону.