Расстались они спокойно и безболезненно, как и положено взрослым современным людям. С самого начала их отношений Максим не давал никаких обещаний, и Яна тоже не строила на него далеко идущих планов. По крайней мере, на словах. Им было просто хорошо вдвоём. Лёгкий флирт, романтика совместных прогулок и коротких путешествий в выходные, бурные ночи в постели, когда ещё всё кажется новым и пряным, и два человека жадно исследуют друг друга. Потом, через четыре месяца, новизна отношений постепенно исчезла, а чего-то другого на её месте не появилось. Бывает. Они не стали затягивать ситуацию до периода взаимных обид и разочарования, поговорили и разошлись, унося в душе тёплые воспоминания и лёгкую горечь от несбывшихся возможностей. Максим всегда так уходил. Можно сказать, он стал мастером безболезненных расставаний с женщинами. Мама всё ещё пыталась воздействовать на него, всё ещё мечтала погулять на свадьбе сына и понянчить внуков. Отец был свободен от этих иллюзий. В отличии от матери он знал, чем занимается его сын. И понимал, что с такой работой заводить семью было бы безответственно.
Рассеянно глядя в иллюминатор, Максим вспоминал, сколько раз он пересекал Крым с востока на запад и с севера на юг. Насчитал восемь таких пеших походов, не считая марш-бросков на несколько десятков километров. В первый раз это было, когда ему исполнилось пятнадцать. Именно тогда в Союзе началась масштабнейшая педагогическая реформа, которая привела к тому, что потом называли «революцией в образовании».
К пятнадцати годам Максим вошёл во вкус и сознательно искал поводы для драки. Его знали во всём микрорайоне, знали и боялись. Ему было совершенно наплевать, сколько человек выходит против него, какого они возраста и что у них в руках. Чем сложнее стояла задача, тем большее удовольствие он получал от победы. Теперь он бился не ради справедливости, а чтобы в очередной раз проверить себя на крепость. Угрюмый жилистый парень превратился в настоящего адреналинового наркомана. Ему постоянно нужны были острые ощущения, испытания с риском для здоровья и даже жизни. «Лавочники» его люто ненавидели, особенно кавказские кланы, и не упускали ни малейшей возможности в очередной раз попробовать на прочность его шкуру. Два раза ему в спину стреляли из кустарного самопала, но постыдно промазали. Один раз влепили из-за кустов в парке из охотничьего ружья, несколько крупных дробин хирург вытащил из его плеча и лопатки. Но хуже всего Максиму пришлось, когда его поймали на вечерней пробежке. Семь человек, с ножами, арматурой и обрезом двустволки. Тогда пришлось долго бегать по зарослям орешника, ныряя в низких кувырках и вырубая противников по одному. В конце концов у стрелка кончились патроны, его Максим догнал и скрутил последним. К тому времени встревоженные жители вызвали милицию, которая и собрала бесчувственные тела вместе с трофеями. Дело вышло громкое, директора школы и завуча по воспитательной работе тихо «ушли» на пенсию, где им уже несколько лет надлежало быть. Стрелка с подельниками закатали в специнтернат, его отцу за незаконное хранение оружия впаяли пять лет. Всё это популярности Максиму совершенно не прибавило. Первые два дня нового учебного года от него шарахались, как от зачумлённого, не только дети, но учителя. А потом в школе появился Михалыч.
Был он среднего роста сухопарым молодым мужиком лет двадцати пяти, невероятно общительным, острым на язык и ехидным. Вёл историю в средних и старших классах, вызывая неистовый восторг аудитории фразами типа «зимой сорок первого у немецких солдат даже глисты в кишках вымерзли» или «Мюрат, конечно, одевался, как спятивший павлин в брачную пору, но дело своё знал гораздо». То, что Максим находится в глухой изоляции, он заметил сразу. Пару недель приглядывался к нему, а потом неожиданно предложил перейти в девятый «А», где был классным руководителем. Класс замер в тихом ужасе, Максим удивился, а Елена Сергеевна назвала Михалыча камикадзе.
В девятом «А» были всё те же группировки, что и везде. «Умники» с «узбеками» поголовно состояли в комсомоле, а «лавочники» нет. Комсорг класса Настя безуспешно организовывала какие-то культмассовые мероприятия с чудовищно низкой посещаемостью и призывала брать шефство над ближайшим детским садиком. Все соглашались, но возиться с малышнёй никто почему-то не хотел. Михалыч начал с того, что в первое же тёплое воскресенье вывез класс на шашлыки. Это понравилось всем, кроме того, он разрешил купаться в ледяной воде. «Вы люди взрослые» — сказал он, — «здоровье своё знаете лучше меня. Кто считает, что ему можно, пусть купается». И сам полез в воду. Школьники с удивлением разглядывали на его спине огромный шрам между лопаток, в опасной близости от позвоночника, но спросить, откуда он взялся, никто не рискнул.