В спину, как раз под рюкзаком, уперлось что-то острое. Завалов вздрогнул и обернулся. Мальчишка в лохмотьях махнул самодельным ножом из металлического осколка перед лицом. Со злостью дернул за рюкзак:
— Дай!
Он не видел двери в комнату и не успел заметить, как в коридоре появилась Хала. Металлическая рама складного стула врезалась в голову с глухим стуком. Мальчик упал. Хала размахнулась и ударила еще раз.
— Идем, Вадим. Нельзя стоять.
Завалов ринулся к мальчишке, попытался нащупать пульс.
— Ты его убила!
— Убила, — подтвердила Хала. — Ему нужны твои вещи, но ты лучше отдашь что-нибудь мне, если живым выведу. Идет?
— У меня нет ничего для тебя, — бросил Завалов, растирая лицо грязными ладонями.
— Не важно. Продам, обменяю.
Завалов сел на пол и крепко зажмурился. Хотелось зарыться под землю. За стеной стонали, и этот звук скреб по нервам, как гвоздь по стеклу. На соседней улице послышался десяток одиночных выстрелов. С ревом пронесся в небе самолет.
«Почему именно я? Пусть они заткнутся! Я не хочу это слушать. Это не мое дело. Я домой хочу!»
— Стой! Куда!
Вадим подскочил и сквозь провал выбрался в подъезд. Осмотрелся, прикрывая нос рукавом. Горький запах порохового дыма, соленый — свежей крови. Кто-то схватил за ногу. Завалов обернулся и отвел взгляд. Там уже нельзя помочь. Потряс за плечо парня, сжавшегося в углу. Тот упал. Вместо одного глаза — рыхлое мясо. Завалов отпрянул и наступил на чью-то руку. Шарахнулся, едва сдержав вопль.
На курсах было иначе. На столе манекен, имитирующий пострадавшего с проникающим ранением брюшной полости. Вокруг десяток студентов. Кто-то пошутил насчет слишком подробной имитации первичных половых признаков у резинового пациента. Главное, не смеяться и руки держать ровно — игла настоящего шприца может согнуться при попытке проткнуть искусственную кожу. Препод ругается, кричит «вы что, на вечер юмора собрались? Вот посмеетесь потом…» За окном солнце и декоративные яблони в университетском скверике цветут. Весна.
Завалов смотрел на женщину, сидящую у стены и держащую прижатыми к животу руками что-то темное и влажное. Глаза открыты и запорошены пылью. Ее соседка, боком лежащая в кровавой луже, медленно пошевелилась. Вскрикнула, когда Завалов тронул ее за руку.
— Нам чуть посидеть где-нибудь. Нас найдут.
— Кто найдет? — со злостью спросил Завалов, расстегивая ремень на брюках.
— Ваши! Они всегда приходят и всех увозят. Брось ее, пойдем.
Завалов, не смотря на слабое сопротивление, задрал многослойную юбку и перетянул ремнем разорванное бедро. Женщина пыталась визжать и кусаться, потом затихла.
— Хватит, пойдем!
— Нахер пойди, обезьяна, — пропыхтел Вадим, пытаясь взгромоздить на руки обмякшее тело.
Вспомнил о походной аптечке, которая болталась на ремне. Там должен быть шприц с обезболивающим. Проклятая аптечка куда-то исчезла. Но мысль эта не задержалась, провалившись в вязкое равнодушие, медленно заволакивающее голову.
— Ну, куда идти?
Хала смотрела на него с удивлением, будто он взвалил на себя мешок мусора и вознамерился его спасать. Разработанная на бумаге теория затрещала по швам при первом же столкновении с предполагаемой подопытной.
— Объясни мне, какого черта? Ты ведь говорила, что такие, как ты, ищут людей. Получается, вы что-то вроде спасателей, так? Тогда почему тебе вообще пофигу, что происходит сейчас?
— Лагеря нет. Люди — ваша забота. Вы платите нам, мы находим и тащим заботу к вам. Куда ее теперь девать?
Шли по улице медленно, прижимаясь к стенам домов и прислушиваясь. В городе стреляли. На тротуарах попадались свежие и высушенные солнцем тела. Однажды раздался хлопок и грохот отдаленного взрыва. Женщина на руках Завалова вновь пришла в себя и начала скулить.
Хала свернула в двери неприметной лавки под выгоревшей вывеской. Завалов шагнул следом и остановился, увидев ряды книжных полок.
— Проходи. Здесь не будут шарить. Я жила тут, напротив.
От дома напротив ничего не осталось.
Хала нырнула за кассовую стойку, уселась на пол, вытянув ноги. Завалов уложил рядом женщину. Сел, прислушиваясь к свинцовой тяжести в ногах и ноющим плечам. Горло пересохло. Завалов достал из рюкзака бутылку минералки, отпил, предложил остатки Хале. Та улыбнулась, показав припрятанную под курткой флягу.
Раненная пила с большим трудом и, кажется, не вполне понимала, что происходит. Завалов еще раз осмотрел рану. Здесь мог помочь только хирург. Кажется, проще было не мучить женщину и оставить в подъезде. Поразмыслив, Завалов понял, что наткнулся на некий логический парадокс. Он хотел послать всех и сбежать, но не мог оставить раненную. В какой момент воспитательного процесса ему в голову была заложена эта программа, не дающая осечки? Одно понятно сразу — до таких вершин его собственному проекту далеко.
— А теперь чего?
— Ждать.
— Отлично. Тогда давай свою шайтан-коробку.
— Что?!
— У нас ведь отношения, построенные на прочном фундаменте капитализма? Браслет ты забрала. Или верни, или…
— Стой! Очень осторожно.