СССР-2061. Том 3[сборник рассказов ; СИ]

— На работу, конечно.

— Вот и мы на работу. Раньше выйдешь — быстрее сядешь. Хотя мы вчера до темноты тут корячились. Разломай поди такую-то дуру. Одного мусора сколько вывезли. А сколько еще придется…

В это время уродец-богомол возле девятиэтажки вздрогнул и с нехорошим скрежетом как-то рывком вытянулся метра на три вверх. Руки-клешни его завибрировали, народец в оранжевых комбинезонах отскочил подальше и разразился громкими жизнеутверждающими возгласами. Мой собеседник оглянулся:

— Ага. Начали. Ну, ладно, бывай. Приятно поработать. Да и мне тоже пора. Жалко, у тебя курева нет, — махнул он рукой и бодро зашагал к дому.

Я торопливо пробежал вдоль забора дальше. Ну его, этого краба. Что-то не нравится мне эта его манера двигаться. Долбанется еще тут не вовремя… Может, конечно, и нет, но мало ли? Кто потом про меня моей дочери будет рассказывать?

Я добрался до конца следующего квартала и остановился на переходе. Светофор уже включился в дневной режим и горел красным. Мимо прошелестела ранняя городская двойка веселенькой канареечной окраски. Понятно, за рулем — девица лет двадцати. Ничего так девица. Во всяком случае, выше пояса. Да и машина тоже ничего. Свеженькая, модель поновей моей. Куда это она с утра пораньше? Кстати, о двойках. Надо бы с женой обсудить вопрос, что заказывать после родов: то ли еще одну двойку для нее, с появлением ребенка это будет вполне реально, разрешение на вторую машину дают сразу после рождения… То ли сдать мою двойку и заказать семейную четверку. Новые модели, говорят, очень даже ничего. Запас хода чуть ли не на двадцать процентов больше. И ток заряда с крыши больше раза в полтора. Это понятно, у двойки что там за крыша, какая там площадь для фотоэлементов… У нее, конечно, и мощи киловатт на пять поменьше, чем у четверки, и аккумулятор послабже, зачем ей, на двоих-то человек максимум… Хотя четверка не совсем удобна, это ж мне придется возить сначала ее с ребенком туда-сюда, а потом самому ехать на работу… Ладно, пока она сидит месяц-два дома, чего-нибудь придумаем. Свою двойку я могу ей оставить, а на работу все равно пешком хожу. Или на троллейбусе минут пятнадцать. К августу определимся, а там, самое позднее к сентябрю, и заказ подойдет. Либо двойку последней модели, либо четверку повместительней. Опять же новое место на стоянке не понадобится…

Поликарпыч, помнится, рассказывал как-то, что раньше, еще до второго Союза, у нас не было ограничений на городской транспорт. Это вроде как у нынешних демократов. И прямо по городу ездили толпы машин с бензиновыми двигателями, причем разных размеров, мощности и вместительности. Едет, говорит, такой одинокий ушлепок росточком сантиметров в сто семьдесят, а машина у него — сарай на колесах метров пять длиной и тонны в три весом. Везет воздух и тратит прорву бензина своими двумястами киловаттами на перевозку пустого сарая. Машин много, все здоровенные, незагруженные и стоят в пробках, потому как дорог им, таким уродищам, не хватает. Бензин выгорает, все при этом выбрасывается в воздух, и народ всем этим дышит. Маразм. Еще бы у них кризисов в экономике не было, с таким-то идиотизмом. Понятно, что грузы возить, или там за городом ездить, еще туда-сюда на бензине, а в городе-то зачем? Это что, такой традиционный вид массового мазохизма, постоять в пробке и подышать собственным выхлопом? Ну, ладно, мазохизм — дело добровольное, а остальные-то тут причем? По улицам, между прочим, еще и дети ходят. Да и ставить всех этих гипертрофированных уродцев куда? Старик говорил, что в те времена наш двор по ночам так был забит этим железным стадом, что и пешком-то протиснуться не всегда получалось. А если еще и снег выпадал…

— Зеленый свет. Можно переходить через дорогу, — оборвал мои раздумья приятный женский голос из светофора. Под стук метронома я дошел до противоположного тротуара и вдруг заметил низенькую черненькую гладкошерстную таксу… Да нет, пожалуй, такса. Он сидел на асфальте и, задрав голову с длиннющими ушами, внимательно рассматривал меня круглыми черными глазищами. Видимо, пытался понять, кто я такой и что я тут делаю в такую рань.

— Здравствуй, собака, — сказал я ему.

Такс пошевелил ушами, наклонил голову и вдруг запищал тонким детским голосочком:

— Здравствуйте, дяденька! Это Вы с моим Гошей разговариваете?

Я пригляделся повнимательнее. Говорил, конечно, не такс, а его ошейник. Вон там, возле замка, контроллер закреплен.

— Ну, если этого такса зовут Гошей, то с ним. Такой маленький, черный, гладкий, длинноухий и с ошейником. Впрочем, никаких других собак здесь нет, так что точно с твоим Гошей.

— Да, это он! Гоша! Ой, дяденька, а скажите ему, чтобы он домой шел! Я его давно гулять выпустил, а он убежал и домой не идет. Я уж ему кричал-кричал, а он не слушает! А мне скоро в школу собираться!

Гоша яростно мотнул головой и попытался задней лапой зацепить ошейник. Потом передней. Потом пару раз прокрутился вокруг себя. Видимо, говорящий ошейник ему решительно не нравился. Но отцепить его было еще сложнее, чем поймать собственный хвост.