СССР-2061

   -- Много больных?

   -- А то не видно. Только за утро две ампутации, ладно хоть чистые. Привозят поздно, никакой ингибитор не поможет.

   -- Главное, они будут жить?

   -- Жить будут. Знать бы ещё, на что жить...

   -- Проживут, с нашей помощью -- мне хотелось хоть чем-то её ободрить

   -- ...

   -- Что-то ты совсем загрустила. Вечером сделаю тебе маленький сюрприз в честь приятного знакомства.

   -- Господи, у нас и так каждый день одни сюрпризы. Каждый второй с букетом, каждый пятый вообще на позитиве -- холодное личико скривилось, словно от зубной боли -- Что задумал?

   -- Такую девушку сам бог велел пригласить в кино. В этих краях есть неплохой кинозал, о котором не все знают -- по субботам зал закрывался, но за сходную цену Мозес-механик дал бы мне ключи: русским здесь верили на слово.

   -- Там же по-английски?

   -- Специально для тебя сегодняшний фильм будет на русском -- я попытался изобразить самую обаятельную улыбку, какую только мог.

   -- Веди, кавалер. Если не понравится -- ничего вам больше не дадим -- она нервно усмехнулась, но, одёрнув себя, снова насупилась и пошла обратно к лестнице.

***

   Мы сидели в центре крошечного зала и смотрели "Апельсиновый день". Если утром она была снежной королевой, то теперь корка льда как будто растаяла. Халат заменило разноцветное платье, а волосы, раньше стянутые медицинской резинкой, рассыпались по её плечам. Под конец фильма она взяла меня за руку, а потом -- положила голову мне на плечо и... тихо заснула. Выключив проектор, я осторожно перенёс её на диван, стоящий сзади кресел, и укрыл курткой, а сам -- достал из машины свёрнутый матрас и плюхнулся рядом, прямо на полу.

***

   Что-то случилось -- это я понял, ещё подъезжая к бомо. На взлётке, развернув винты кверху, стояли два наших К-16, а съезд на трассу преграждал усиленный пост полиции. Из сбивчивой тарабарщины полицейских я смог понять только "хоспитал".

   Главный корпус стоял на своём месте, но от полусферы жилого блока осталась только передняя стенка: из белой с красным крестом она стала жёлто-бурой. Бельмо выбитого окна смотрело на рощицу, откуда и прилетела термобарическая смерть. На парковой скамейке сидел Роговский -- почему-то без своей шляпы. На мой вопрос об Ире он молча протянул мне фляжку. Я пил из неё, и мир становился серым, как будто кто-то выкрутил насыщенность в ноль.

   Через пару минут ко мне подошёл солдат из оцепления: он вырвал у меня фотоаппарат и с каким-то остервенением стал снимать, обходя площадку кругами. А потом мир выключился. Остался только запах солярки и жжёного пластика, в котором мне чудилась вонь палёного мяса.

Интерлюдия

   За полученные материалы, в том числе фотографии того солдата, меня наградили премией Полевого. Второй степени. Я слушал речи ребят, которых награждали вместе со мной -- умные, искренние, попадающие в тему -- и прокручивал в уме свою. Назвали и моё имя. Я пожал руку главреду СовНов'а, взял конверт с сертификатами и подошёл к микрофону. В этот момент любые слова показались мне лишними. В конце концов, это всего лишь слова.

   -- Спасибо -- я развернулся и прошагал на своё место.

***

   -- Тебе в RedChan приглашают. Пойдёшь?

   -- Моё место там, в Африке. Север для меня вреден.

   -- Нам всем место в Африке -- эту фразу я не понял, но переспрашивать не хотелось. -- Надоест разъезжать или остепениться решишь -- дай знать. Хомут найдётся, была бы шея.

***

   С тех пор я так и не остепенился: сменилось целое поколение, а я продолжал ездить в командировки. А в перерывах -- учить щеглов из новых наборов своей нехитрой науке.

   Наверное, мы неплохо делали своё дело, если в сороковом году ОКНШ разразился Актом о защите медиапространства. Печально известным MSPA, что превращал "журналистов вероятного противника в зоне боевых действий" (то есть нас) в цели высшего приоритета, чем собственно "враждебные элементы". Акт снова и снова объявляли фальшивкой, а мы снова и снова испытывали фальшивку на себе.