При этом арестованных не освободили, уволенных с работы на прежние места не взяли. К примеру, в декабре 1950 г. академик А.Ф. Иоффе, создатель научной школы, давшей многих выдающихся советских физиков, был снят с поста директора Физико-технического института АН СССР. По окончании кампании возглавил лабораторию (1952), затем институт полупроводников АН СССР (1954), удостоен звания Героя Социалистического Труда (1955). В то же время наиболее ретивые участники кампании по борьбе с космополитизмом были тоже сняты со своих постов. Среди них оказались заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК профессор Ф.М. Головенченко, выступавший повсеместно с докладом «О борьбе с буржуазным космополитизмом в идеологии», и редактор газеты «Советское искусство» В.Г. Вдовиченко. Во всем этом обнаруживался почерк автора статьи «Головокружение от успехов». Молва приписывала произвол исполнителям, а Сталин будто бы его останавливал.
Следует, однако, принимать во внимание, что в период кампании происходили наиболее масштабные перемещения в высших структурах власти, а ее жертвами были далеко не одни евреи. По оценкам израильских исследователей, в общем числе пострадавших они составляли не слишком значительное меньшинство. Среди арестованных по «делу врачей» представителей других национальностей было в три раза больше, чем евреев. Объяснять кампанию по борьбе с космополитами в СССР сталинским антисемитизмом некорректно. Как и кампании 1930-х гг., она была связана и с политической борьбой на международной арене, и с глубинными социальными, национально-политическими процессами, со сменой элит в советском обществе.
Большой разброс мнений о причинах кампании позволяет выделить некоторые из них. К.М. Симонов обращает внимание на то, что в послевоенной жизни и сознании «кроме нагло проявившегося антисемитизма» наличествовал «скрытый, но упорный ответный еврейский национализм», обнаруживавший себя «в области подбора кадров». В диссидентских кругах борьбу с космополитами объясняли отходом Сталина от «основной коммунистической догмы — космополитизма, антинационализма» и переходом его на патриотические позиции. «Патриотизм — огромный скачок от наднационального коммунизма. С коммунистической точки зрения, — писал В. Чалидзе, — обращение к патриотизму даже во время войны — еретично». И. Данишевский представляет послевоенную борьбу с космополитами воистину кампанией «против коммунизма, ибо коммунизм по сути своей космополитичен, коммунизму не нужны предки, ибо он сам без роду без племени».
На наш взгляд, процессы 1948–1949 гг. наиболее адекватно характеризует академик И.Р. Шафаревич. Сопоставляя два наиболее громких «дела» тех лет, он пишет в своей книге «Трехтысячелетняя загадка» (2002): «Если рассматривать “дело ЕАК” как яркое проявление “сталинского антисемитизма”, то “Ленинградское дело” надо было бы считать столь же ярким проявлением сталинской русофобии. На самом же деле в обоих случаях режим стремился взять под контроль некоторые национальные импульсы, допущенные им во время войны в пропагандистских целях. Эти действия составляли лишь элементы в цепи мер, предпринятых после войны для консолидации победившего и укрепляющегося коммунистического строя». Фактически солидарен с таким выводом автор обстоятельного труда о положении евреев в СССР. «Спровоцировав… в грозные предвоенные и военные годы рост русского самосознания и прагматически использовав его, в том числе и в интересах сохранения собственной власти, Сталин из страха перед возможной перспективой выхода этого самосознания за рамки дозволенного, безжалостно его растоптал» (
В то же время проявления прозападных симпатий (а также низкопоклонства и космополитизма) советскими гражданами еврейского происхождения, которые расширяли возможности их использования в интересах американской стратегии, обусловили политику, направленную на сокращение доли евреев в высших слоях советской номенклатуры. По данным статистического сборника о руководящих кадрах партийных, советских, хозяйственных и других органов, подготовленного в 1952 г. по указанию Маленкова, количество евреев-руководителей с начала 1945 г. до начала 1952 г. заметно сократилось (см.: Государственный антисемитизм в СССР. М., 2005. С. 353–355):