Все действия и проекты, которые слишком явно выходили за рамки привычного размеренного уклада жизни, даже если они исходили от высокопоставленных партийно-государственных деятелей, блокировались. Примером может служить реакция на предложения, сформулированные одним из тогдашних секретарей ЦК КПСС Ю.В. Андроповым. Частично они были озвучены в редакционной статье главной партийной газеты «Правда» 6 декабря 1964 года, а также в некоторых других документах, вышедших из-под пера Юрия Владимировича. По мнению Андропова, следовало смелее внедрять современные методы руководства экономикой, поощрять демократию и самоуправление в общественной жизни. Помимо этого, в сдержанной форме прозвучало предложение об ограничении властных полномочий партии. По его мнению, партийные комитеты должны были заниматься общим политическим руководством, не вмешиваясь в принятие текущих управленческих решений. Некоторые далеко идущие предложения касались внешней политики. В частности, предлагалось продумать пути прекращения ставшей обременительным грузом для советской экономики гонки вооружений, смелее продвигать советские товары на мировой рынок и т. д. В те годы подобная позиция могла восприниматься исключительно в качестве ереси, крамолы, и все реформаторские затеи Андропова были зарублены на корню. Раздражение вызвала также позиция деятеля совсем иного плана, а именно консервативно настроенного руководителя московских коммунистов Н.Г. Егорычева. В период арабо-израильской войны в июне 1967 года на Пленуме ЦК он нелестно отозвался о состоянии обороноспособности страны, в частности о системе противоздушной обороны столицы. Некоторыми это было воспринято как подготовка почвы для начала широкомасштабной кампании по критике всего брежневского курса. Так же как и Андропов, Егорычев вскоре был перемещен на «другую должность»…
Избранная политическая линия была особенно опасна в идеологической сфере. Советские лидеры после Сталина и так уделяли не слишком много внимания проблемам идеологии – пример Хрущёва, свысока относившегося ко всякому научному знанию, для его окружения оказался заразительным. Теперь же в идеологии предстояло пройти буквально по лезвию бритвы. Недостаточно выверенный шаг влево либо шаг вправо мог привести к катастрофе. Впрочем, Хрущёв все же от своих преемников отличался в лучшую сторону. Хотя бы уже тем, что не боялся открыто обозначать идеологическую природу возникавших в руководстве противоречий. Разгром Берии, Маленкова, Молотова, Кагановича и других своих соперников он всегда сопровождал не только «оргвыводами», но и недвусмысленными идеологическими обвинениями. Когда же пришло время самого Хрущёва покидать политический олимп, новое советское руководство ограничилось туманными и неопределенными обвинениями своего прежнего вождя в волюнтаризме, причем обвинения эти касались фактически лишь хрущевского стиля руководства и ничего большего. Между тем политика и
Забыв о своей политико-идеологической функции, партия легко могла превратиться в профсоюз чиновников, главное для которых – не выносить сор из избы, блюсти тишину и собственный покой. Как справедливо отмечает один из наиболее ярких и авторитетных современных историков Ю.В. Емельянов, людям, пришедшим к власти в результате «малой октябрьской революции» 1964 года, сподручней и привычней было жить без глубокого теоретического осмысления проводившейся в стране политики. Научный анализ они подменяли пропагандистской трескотней, продолжая движение по инерции и твердя дежурные фразы о верности марксизму-ленинизму. Переполненные спесивой самоуспокоенностью, они даже не задумывались над тем, как сильно в годы правления Хрущёва оказались дискредитированы основные лозунги и программные установки партии. К числу принципиальных ошибок, порожденных стилем «консервативного реформирования» в области идеологии, в первую очередь относятся невнятные попытки новых руководителей КПСС выкрутиться из того нелепого положения, в которое загнал партию Хрущёв своими обещаниями скорого построения «Царства Божьего на земле», простите – коммунизма.