СССР: вернуться в детство?..

Дядя Толя тоже был борец-классик. И в жизни он не боялся ничего, кроме ножа (это отдельная история, и, возможно, я когда-нибудь её расскажу). Был дядя Толя характера мягкого и незлобивого, но отличался весьма крупными габаритами. И иногда, в случае спорных ситуаций, папа по дружбе приглашал его с собой, предупреждая:

— Ничего не говори, просто стой.

И вот, в очередной раз отправляясь в издательство, папа прихватил с собой друга. Дядя Толя разом заслонил солнце в окне и половину редакторского кабинета, а папа вежливо спросил:

— Хотелось бы узнать, как там наша рукопись.

— Весьма неплохая рукопись, — сказал редактор. Дядя Толя переступил с ноги на ногу, и товарищ редактор очень искренне добавил: — Более того, отличная рукопись! Весьма полезна… м-м-м… — он извлёк нашу рукопись из кучи подобных бумаг, — …педагогам и вожатым, да. Я думаю, для молодых специалистов она будет просто спасением. А этот товарищ — ваш соавтор?

— Возможно, — сказал папа.

— Видите ли, необходимо организовать встречу со всем коллективом авторов. Скажем, на… — редактор заглянул в ежедневник, — третье декабря, на двенадцать тридцать? Устроит?

Папа не знал, устроит ли это всех, и вынужденно согласился.

Остальные отпросились с работы. Пришлось отменить пару уроков, но в школах, на удивление, отнеслись к посещению редакции с трепетным пиететом, и третьего декабря мы все собрались по указанному адресу, в конторе, похожей на прочие виденные мной в будущем издательства, но, пожалуй, сильнее заваленной бумагами — электронки-то нет.

Я осталась в «предбаннике», предшествующем редакторскому кабинету. Здесь тоже стояли кресла с откидными сиденьями, но помягче и поновее, чем на телеграфе. Сквозь неприкрытую дверь прекрасно было слышно весь разговор. Подозреваю, что за четыре дня товарищ редактор ознакомился-таки с рукописью. И счёл её вполне сносной (а она впрямь неплоха, уж сколько я на своём веку методичек перечитала). Он задавал товарищам авторам разные мелкие уточняющие вопросы, и даже наличие несовершеннолетнего соавтора его не смутило. Но когда речь пошла об иллюстраторе, он внезапно засбоил.

— Нет, вы понимаете, коллектив соавторов — это одно. А здесь иллюстратор выступает в единственном числе и я, как редактор, должен…

— Да в чём проблема-то? — громко спросил папа. — Она же здесь. Доча, зайди!

По степени воздействия это, наверное, было примерно как в мультике «Рататуй», когда ресторанному критику предъявили настоящего повара. Редактор смотрел на меня вот именно что как критик на того крысёнка, и брови его ползли вверх:

— Вы что… вы издеваетесь?

— А разве в каком-либо законе Союза Советских Социалистических Республик есть пункт, запрещающий простому советскому ребёнку заниматься творческой деятельностью? — спросила я.

Отличная фраза.

Нет, серьёзно, действует как дудка на кобру. Редактор внезапно выпрямился и поправил галстук.

— Наша партия и правительство, — с торжественной миной сказала я, — неустанно заботятся об интеллектуальном и творческом росте подрастающего поколения. Разве вы не знали?

— Нет, я-а-а… Я, конечно… мы всемерно освещаем и поддерживаем… — редактор начал нервно оглядываться на дверь. Божечки, неужели же он тоже подозревает, что его на предмет линии партии проверять пришли?! — Я просто не ожидал, что… ваш иллюстратор будет столь юного возраста… Кхм.

— И соавтор, — подсказала я.

— И соавтор?

— Вы не переживайте, я уже неоднократно публиковалась со статьями и рассказами, в центральных изданиях в том числе. И как иллюстратор тоже.

— Ах вот как! — редактор с явным облегчением ослабил галстук. — Так это совсем другое дело! Что ж вы сразу не сказали!

— Так что там на счёт договора? — доброжелательно улыбнулась я. — Предлагаю заполнить прямо сейчас, пока все фигуранты* в сборе.

*Вообще, слово

имеет несколько значений.

В том числе «участник

какого-либо действа,

являющегося

предметом обсуждения».

Но чаще используется

в юридической практике

как «некто, кто проходит

по какому-либо уголовному делу

в качестве обвиняемого,

подозреваемого или свидетеля».

И откуда это словечко выскочило? Само собой ведь подвернулось…

— Я имела в виду: заинтересованные лица, — поправилась я.

Редактор смотрел на меня долгим невыразительным взглядом. Вот после таких историй и рождаются легенды о детях-агентах КГБ. Бедный дядька, мне тебя прямо жаль.

А ведь недавно Брежнев умер. На его место пришёл Андропов, и во всех отраслях началось закручивание гаек и нешуточные чистки. Как-то я это не сопоставила.

Редактор сказал:

— Да. Давайте заполним.

Мы заполнили договор на книгу, все по кругу расписались (за меня, конечно, мама), обшлёпали его печатями. Потом папу и дядь Сашу отпустили (точнее, вежливо попросили), а со мной заполняли второй договор, отдельно — на иллюстрации.