СССР: вернуться в детство?..

— И правильно, что растрепал, — высказала своё веское мнение я, — это же плюс к вашей профессиональной репутации.

— А чё это — репутасья? — спросила бабушка.

— Это то, что о тебе думают окружающие, — примерно объяснила я. — Вот, например, вся родня считает, что я — вредина, и ничего с этим уже не поделаешь.

— Хм, — бабушка поджала губы, — это вроде как произвести впечатление?

— Ну да. Только более растянутое во времени. Кстати про книгу, мам, нам же извещения пришли! Мы уже получили тыщу шестьсот.

— Да ты что, так много?!

— Это только мои, — гордо напыжилась я. — Там ещё семьсот с лишним тебе причитается.

— Ни фига себе! — поразилась мама. В глазах её замелькали варианты всего замечательного, что можно было на такие деньжищи купить.

— Мам, а как ты относишься к идее откладывать? Мы вот с бабушкой задумали дом в деревне купить, и чтоб с большим участком.

— А почему в деревне? Почему не в садоводстве?

— Потому что в деревне участки рядом с домами больше.

В те благословенные времена только большой везунчик мог рассчитывать получить шесть соток земли под дачу. Чаще это было четыре или даже три.

— Но-о, в деревне и по десять, и по двадцать сотых* бывает, — поддержала меня бабушка.

*Т. е. соток.

— А ещё, — выдала козырный аргумент я, — в деревне можно куриц держать и всяких поросят.

Мама подумала:

— На дачах тоже заводят, я слышала.

— Заводят. Но если на них кто-нибудь пожалуется, заставят всё убрать.

— Да! — поддакнула бабушка. — Убрать заставят, точно.

— А мы что, поросей хотим заводить? — посмотрела на нас мама.

— Мы можем и не захотеть, — развела руками я. — А потом вдруг захотим — а на даче нельзя. Чё делать будем?

— Хм. Подумать надо, — мама посмотрела на часы: — Мам, может я тогда до почты сбегаю? Успею до закрытия. А то вы мне завтра опять начнёте, что надо деньгам в кошельке ночевать. А я бы сгоняла в город.

— А работа? — не поняла бабушка.

— Так у меня до двадцать шестого вызов. Завтра я ещё как бы на сессии.

Назавтра мама полетела в город. Денежки же переночевали, правильно? Приехала назад довольно быстро, поэтому, подозреваю, покупки были спланированы заранее. Один рулон был пониже и потолще, второй потоньше, но зато длиннее, как она вообще с ними допёрлась, я не представляю.

Бабушка довольно сложила под грудью руки:

— Ковры, что ль, купила?

— Паласы! Но зато и на зал, и на комнату хватило. Метражом взяла!

Да, это были именно паласы — то, что позже будут называть ковровым покрытием.

Такая штука как ковровый оверлок в комплексе то ли не была предусмотрена, то ли не работала, и прежде чем их расстилать, мама два часа потратила на обшивание краёв капроновой лентой похожих оттенков. Короткий и толстый рулон оказался на зал, два метра шириной и пять с половиной в длину. Пришлось нам корячиться, поднимать диван и подпихивать под него край. По длине, чтобы плательный шкаф также не поднимать, мама хвостик сантиметров в десять завернула на стену с окном, под порожек балкона как раз вошло. Цвет мне понравился — спокойный бордовый с коричнево-бежевыми завитушками.

Второй кусок, для нашей комнаты, был совершенно квадратным, три на три, ровно на весь пол. Чтобы его разложить, нужно было вытащить всю мебель из комнаты, и мы решили не надрываться, а дождаться очередного приезда Наиля. Этот палас был зелёный, с небольшими пучками цветов и тоже завитушками (и тоже, что характерно, коричнево-бежевыми).

Бабушка присела на диван, удовлетворённо оглядывая преобразившийся зал, прицыкнула:

— Люстру бы ещё.

— И ковёр новый на стену, — согласилась мама, — а этот можно будет Наилю перевесить, а то там стена холодная.

— Ага. Деньги-то все истратила?

— Сто семьдесят ещё осталось. Маловато. Я там такой ковёр видела… За триста восемьдесят пять. Пару месяцев покопить… Может, до февраля не разберут их.

И так они обе вздохнули, что я сказала:

— Поехали. Добавлю тебе.

А чего яйца мять*? Денег мне, что ли, жалко, маму порадовать? Один раз живём.

*Ой, извините…

В этом месте я подумала, что тезис про «один раз живём» в свете моей ситуации весьма спорен, но суть-то не меняется. Что́ эти двести рублей туда-сюда, погоду не сделают всё равно.

В городе было суетливо. Больше, конечно, молодёжи и пенсионеров, но высыпали они все на улицу, словно им платили за брожения по магазинам.

Ковёр я узнала сразу. Был у нас такой. Мой любимый! Узор у него уж очень красивый, до сих пор мне нравится. И как раз в зал, в пространство между дверями.

— Бери!