СССР: вернуться в детство 3

Назвали зверюгу Роб. Ирка, конечно, сразу подумала, что это потому что «Робин Бобин Барабек скушал сорок человек»[33], Таня вспомнила про Робина Гуда (недавно по телику сериал шёл), Вова сказал, что это в честь Роб Роя[34], а я про себя думала, что тогда уж в честь Роба Всякограба, главы одного из кланов нак-мак-фигглов[35] из ненаписанной тут пока книги Терри Пратчетта[36].

Второй Вовиной версией расшифровки собацкого имени было: «рабочая овчарка банальная». Я говорю:

— Почему не «бытовая»?

Вова посмотрел на меня так снисходительно:

— Любимая, бытовая бывает только техника.

— А «банальная» — это значит «невыразительная». Нафига нам такое надо?

— Ладно, тогда «брутальная».

— Или «боевая». Может, орфографический словарь достать? Там столько слов…

Вовка немедленно принялся учить и воспитывать пёселя на предмет охраны и пастьбы. Получалось пока до ужаса забавно, но Роб радовал своей сообразительностью.

А ещё, товарищи, дед присмотрел Вове лошадку! Никаких не ахалтекинских кровей — обыкновенную местную, скорее всего, даже где-то с монголами[37] перемешанную, но спокойную, симпатичную, гнедой масти.

Лошадка заехала в переделанный под конюшню сарай, и было у меня такое чувство, что маленький Рашид теперь на учёбу совсем забьёт, только бы в у неё в деннике сидеть.

Лошадь имела наследственную кличку Дуся, но Рашидка быстро переназвал её в Дульсинею. Дуся не возражала и радостно отзывалась на аристократичный вариант имени.

К концу десятидневного пребывания у нас Марии Степановны стало видно, что удойность таки поползла вверх, возвращаясь к прежним показателям. Процесс проходил неравномерно по стаду, но, во всяком случае, в дойку мы получали уже не ведро с плошкой, а полтора, а то и литров шестнадцать, а, значит, тринадцать-четырнадцать рублей в день нам возвращалось — это с вечерней дойки и пятичасовой утренней. Обеденную я оставляла себе — молоко у нас всегда минимум два литра в сутки уходило, а теперь и все четыре — такая толпа. Из остатков делали всякую молочку, разнообразили меню. Понемножку и угощала родственников — и популяризация продукта, и подспудная ползучая реклама. Да и как не угостить — помогают же они нам периодически, всё равно. Недавно вот с инициативой выступили: а не подкосить ли нам на следующее лето сена? Хот бы немного, чтобы поменьше покупать; всё-таки хоть какая-то экономия будет.

Да и не жалко мне, в самом деле. Чё жидиться-то? Всё до последней капельки продавать — солить потом эти деньги, что ли?

Пару раз Вовка отправлял по банке бабушке с дедом, и в конце концов Олег Петрович привёз новость, что баба Лёля милостиво согласилась, что молоко, и впрямь, вкуснее обычного, но всё равно, уж больно далеко — через полсвета — за этим молоком таскались. Тогда в следующий раз Вовка отправил ей сливок. Это такая была вкуснятина, я пишу, аж слюнки бегут. По итогу Олег Петрович сообщил, что бабушка дуться перестала, зовёт Вовку в гости. Вот и ладно.

Девятнадцатого сентября Мария Степановна улетела Минводовским рейсом. Провожали мы её большим составом: Вова (с отцом, само собой), я, мама и Женя (он же нас на машине привёз). После объявления посадки мы с мамой и Женей поехали домой, а Вовка сказал, что они с отцом дождутся отлёта и съездят в Пивовариху. Надо же с родственниками отношения восстанавливать.

Отец привёз его на следующий день — очень рано (видать, перед своей сменой). Я как раз закончила взвешивать-записывать козье молоко с утренней дойки. Спрашиваю его:

— Ну, как?

— Да нормально. Мир, дружба, жевачка.

— А отец?

— Смурной. Бабушка ещё: ля-ля-ля, надо было звать, чтоб осталась… Хорошая же-енщина…

Что понравилась — это прям козырь, а вот на счёт остаться…

— Да ну, нафиг, не осталась бы она.

— Я на эту тему не стал распространяться.

— М. А его здесь что держит?

— Ну — дети.

— И бывшая несчастная любовь, вечная болячка! Что — помогло ему это в прошлый раз? Да и с вами ему не пришлось особо общаться.

Предыдущий вариант истории был трагичен, и дети оказались вовсе в стороне.

— Да…

— Поговорил бы ты с ним. Прошлую редакцию событий мы уже видели. Хотелось бы что-нибудь другое посмотреть.

Не знаю уж, переговорили ли они или нет, больше вмешиваться в эту ситуацию я не стала. Однако через пару недель Олег Петрович заехал и сообщил Вовке, что уезжает. При разговоре я, опять же, не присутствовала, никаких подробностей сообщить вам не смогу. Да и не надо. Мужик принял решение, а уж что получится — ну, будем посмотреть.

14. БУДНИ ПЛАНТАТОРОВ

УЕДИНЁННОЕ

С отъездом Марии Степановны всё как-то затихло и успокоилось. Стало холоднее, родня наезжала всё реже. По утрам мы чаще всего оставались втроём: я, Вова и бабушка.

Олег Петрович тоже вышел на работу, хотя и приезжал проведывать Вовку в свои выходные. Они уходили по территории и о чём-то подолгу разговаривали. Подозреваю, что о жизни, потому как оба после этих бесед возвращались сурово-задумчивые.

Между тем, к концу подошла наша книжка про Железногорск — и опять не всё задуманное в неё влезло.